Регина Эзера - Их было три

На следующий день вечером Фредис, выпрягая лошадь, увидел Гундегу во дворе и крикнул ей:

— Встретил Матисоне!..

Она подошла ближе, думая, что он скажет ещё что-нибудь, но Фредис молча возился со сбруей.

— Я уберу, — предложила Гундега.

Она унесла сбрую, повесила под навес и вернулась.

— Да, — продолжал Фредис, как будто только что вспомнив, — встретил. Спрашивала о тебе. Интересовалась, почему ты не была на праздничном вечере в честь Октября…

Гундега низко опустила голову, подавленная этим нечаянным напоминанием.

Во взгляде Фредиса мелькнуло что-то похожее на жалость или сочувствие, но, не найдя подходящих слов, он только откашлялся.

— Что поделаешь… — наконец заговорил он точно сам с собой. — Так оно и есть… Гундега, ты не знаешь, куда девалось старое ведро? Надо бы напоить…

— Знаю! — воскликнула она и кинулась в хлев, обрадовавшись, что может услужить Фредису. Возвратилась, гремя ведром.

— Ты хорошая девушка, — тепло проговорил Фредис. — Она тоже это сказала.

Гундега вспыхнула.

— Похвалила тебя — ты на толоке усердно работала… Я тебе привёз такие приятные вести, а ты и не улыбнёшься.

Гундега задумчиво смотрела куда-то мимо Фредиса.

— Это было давно.

— Что?

— Когда я там была…

— Да что ты! И двух месяцев, пожалуй, не прошло.

— А кажется, давно… — грустно повторила Гундега.

Фредис потоптался, не зная — уходить ли. Неудобно было уходить именно сейчас, когда Гундега неизвестно почему загрустила.

— Почему ты такая грустная?

— Я совсем не грустная.

— Тогда хорошо… Знаешь, она просила тебя как-нибудь навестить её.

— Правда? — живо спросила Гундега, и тут же её оживление угасло, а в голосе послышалась тоска. — На что я ей нужна, чужая… — Подумав немного, она прибавила: — Да и времени нет.

— Вот ты какая! — с сожалением сказал Фредис. — Даже не спросишь, где она живёт.

— Где? — спросила Гундега, как показалось Фредису, без всякого интереса, так, ради приличия.

— В Межротах [11] Межроты — название усадьбы. .

— Всё равно не знаю.

— Возле самой дороги, немного не доходя посёлка.

— Да, но вы ведь знаете… Может быть, после того как продадут поросят, тогда… Или когда Лишний подрастёт.

Фредис, вздохнув, тяжело побрёл к колодцу — большой, сгорбленный, волоча ноги в стоптанных башмаках. Свирепый северный ветер раздувал и теребил лёгкий пиджачишко, забирался под него, нащупывая ледяными пальцами костлявую спину.

О Лишнем старая Лиена говорила, что это скорее щенок, а не поросёнок. Прижившись в корзинке, устланной мягким тряпьём, он так и не привык по-настоящему к свиньям. Матерью он, вероятно, считал то живое существо, которое кормило и согревало его, то есть Гундегу. Илма порой сердилась на избалованного поросёнка, а порой от души смеялась, глядя, как Лишний важно выступает за Гундегой, направляясь то в сарай, то к колодцу. Вопреки всем опасениям он рос бойким и весёлым, чёрная точка на спине превратилась в пятнышко величиной с пятикопеечную монету. В росте он почти не отставал от своих братьев и сестёр — этому, вероятно, способствовало его уменье выпрашивать сверх положенных порций разные лакомые кусочки. Случалось, что ему перепадала еда, не предусмотренная никакими инструкциями о кормлении поросят, например хлеб с маслом, блин и даже колбасная кожура. Поросёнок разгуливал по просторному двору, и никто не посягал на его свободу, потому что огород был уже давно убран, а для более серьёзных провинностей у Лишнего просто не хватало смекалки.

Когда поросята настолько подросли и округлились, что Илма заговорила о поездке на базар, поневоле пришлось обсудить и вопрос, который в последнее время занимал всех: что делать с Лишним.

Правда, в своё время было решено продать его вместе с другими поросятами. Но теперь Гундега и слышать не хотела об этом. Да и домашние привыкли к резвому живому хрячку, вертевшемуся у всех под ногами. В конце концов решили его оставить.

Четырнадцать визжащих поросят посадили в длинный зарешеченный ящик, и Симанис с Илмой подняли его на телегу. Лишний на всю эту суетню смотрел с удивлением, но без малейшего страха. Телега загрохотала по дороге, а он залез в солому ещё немного вздремнуть, точно понимая, что сегодня воскресенье и час ещё слишком ранний. Проснувшись, он сообразил, что опоздал к завтраку, и отправился на кухню. Но дверь была закрыта. Он нетерпеливо переминался, не понимая, что же произошло, пока он спал. Знакомая утоптанная чёрная земля, по которой так хорошо бегать, постукивая копытцами, покрыта точно пеной с парного молока, что бывает в его корыте. Ткнувшись носом в это белое, Лишний убедился, что хотя эта пена и белая, но совсем не тёплая и не сладкая. От неё холодно носу и коротким ножкам. Снег напомнил поросёнку о молоке, он почувствовал голод и возмутился проявленным к нему невниманием и запертой дверью, которую он не умел открыть.

Вдруг в нос ударил знакомый запах варёного картофеля, и ножки стали ещё нетерпеливее переступать по снегу. Не сразу Лишний сообразил, что приятный запах доносится не из дому, а из миски перед собачьей будкой. Сделав несколько шагов в ту сторону, поросёнок остановился, стараясь вспомнить что-то забытое. Потом немного попятился. Миска, видимо, как-то связывалась в его представлении с грозно оскаленными зубами Нери. Лишний помедлил, но, нигде не увидев злой собаки, засеменил к миске и, забыв всякую осторожность, жадно схватил картофелину. Дальнейшее произошло моментально. Из конуры, гремя цепью, метнулась серая продолговатая тень, и Лишний еле успел пронзительно взвизгнуть от ужаса и боли…

Когда перепуганная Гундега появилась в дверях кухни, уже ничего нельзя было исправить. Рядом с опрокинутой миской, подняв окровавленную морду, стоял Нери, его передняя лапа лежала на ещё судорожно дёргавшемся поросёнке. Нери стоял в позе победителя, в глазах его была тупая, дикая злоба.

Выбежавшая Лиспа отняла поросёнка. Гундега взяла его на руки. Он ещё был тёплым, но уже мёртвым. По ладони Гундеги быстро побежала струнка крови, оставляя красную полосу. Шея и грудь поросёнка была растерзаны, спина осталась нетронутой. На ней темнело знакомое пятно, похожее на почерневшую монету.

Нери смотрел, как уносят Лишнего. Затем подошёл к миске и лапой перевернул её. Он был умным псом, этот Нери. Заметив выкатившуюся картофелину, взял её зубами и опустил обратно в миску. Есть не стал, он не был голоден…

— Что будем делать с поросёнком? — опечалено спросила Лиена. — Земля мёрзлая, не закопаешь как следует. Снеси, Гунит, куда-нибудь подальше в лес и оставь…

Гундега завернула Лишнего в бумагу и пошла. Выпавший первый снег таял, превращаясь в грязную мокрую кашу. На открытых местах белый покров почти исчез. Оголённые деревья дрожали, как живые существа.