Борис Зубавин - От рассвета до полудня [повести и рассказы]

Гапуся долго отмалчивалась..

Теперь у нее не было никаких сомнений, что Федька Сковорода, бывший полицай, посмевший сватать ее себе в жены, тоже здесь, на стройке. Значит, в парке ей вовсе тогда не привиделось, это на самом деле Федька промелькнул мимо нее в толпе, выходившей из кинотеатра.

Первым ее желанием, когда прочла газету, было пойти и рассказать кому следует про этого паршивца, пусть его призовут к ответу. Но вскоре Гапуся заколебалась. "Где же та правда"? Он спас меня от немцев, вытащил из воды, не дал утонуть, — думала она в растерянности. — Смогла бы я жаловаться, когда б утонула? Как же мне быть? По совести ли это будет — заявлять на него? Вот, дивитесь, скажут добрые люди, человек ее и от неволи и от смерти спас, а она на него заявление сделала, в тюрьму упекла. Это же не девка, а черт какой-то. В ней ни души нет, ни совести. И все это, конечно, так. Но что же мне робить? Может, показать вид, будто никакого Федьки не знаю? Могла же я не читать тон заметки в газете? А так будет по справедливости и по чести? Или еще посоветоваться с кем?".

Гапуся пребывала в смятении.

Девчата тем временем расхваливали спасителя. По их словам, он так строен и пригож, что хоть картину с него рисуй.

— А бельмо есть? — спросила Гапуся. — На левом глазу?

Бельма на левом глазу Гапусиного спасителя никто не заметил.

— То вы со страху не разглядели, — сказала Гапуся. — У него бельмо на левом глазу.

— Чем критиковать, ты лучше сходи и поблагодари.

— Еще успеется. Я его так могу поблагодарить, что век помнить будет меня.

— Как увидишь, так и влюбишься.

— Плетете, сами не знаете чего.

— Не будь бесчувственной, Гапочка.

— Вот я и думаю, как мне свое чувство лучше проявить.

— А что долго думать? Пришла и сказала: здравствуйте, великое вам спасибо, дорогой товарищ, что спасли меня от неминуемой гибели. И пожми ему руку.

— Как же!

Переговариваясь, они укладывали последние кубометры бетона, опрокидывая бадьи со стылой жижей, выравнивая ту жижу лопатами, хлюпая по ней резиновыми сапогами, уминая, утрамбовывая перфораторами.

Работы на сорок шестом бычке заканчивались. Плотники в тот день сколотили последнюю опалубку. Девушки уже знали, что завтра дело у них начнется очень опасное: по приказу Локтева их бригаду перебрасывали на бетонировку донных отверстий. Пришла пора снова поднимать воду до рабочей отметки. Электрики заканчивали монтаж первого агрегата.

Вика дежурила на комсомольском посту в вечернюю смену, когда к ней пришла Гапуся Синепупенко.

— Доброго здоровьечка, Вика, — сказала она, присаживаясь на скамейку, вкопанную возле входа в дощатую сараюшку поста.

Вика стояла в дверном проеме, прислонясь к косяку плечом. Невдалеке по свежевырытой глубокой канаве электромонтажники тянули, раскручивали с огромной катушки многожильный кабель. Вика следила за их действиями и еще за тем, как плотно и добросовестно засылают они свою канаву. Жаркое косое вечернее солнце отбрасывало длинные тени от надстроек плотины, где-то совсем невдалеке тяжко сопел и вздыхал кран.

— С хорошей погодой, — сказала Гапуся после некоторого молчания. — А я шла мимо и думаю, дан зайду на комсомольский пост, может, есть какие новости чи еще что.

— Тебя какие новости интересуют? — спросила Вика. — С фронтов?

— У нас на фронте есть свой человек, — с достоинством сказала Гапуся, — может, знаешь, Люды Белослюдовой жених. Он, правда, не пишет, на каком фронте, на Первом Украинском, а может, на Третьем Белорусском, но пишет, скоро войне будет конец и они повсеместно бьют фрицев.

Помолчали, "А с чем же ты все-таки пожаловала ко мне? — подумала Вика, приглядываясь к Гапусе. — У тебя ведь есть какое-то другое, более важное дело, которое привело тебя сюда".

— Мы завтра на донные отверстия встаем, — сказала Гапуся.

— Я знаю, — сказала Вика. — Не страшно?

— А чего? — Гапуся удивленно пожала плечами. — Я уже один раз тонула. Тебе ж это известно.

— Мне известно не только это, — улыбнулась Вика. — Я даже знакома с человеком, который спас тебя.

— Я сама с ним знакома.

— Как? Уже?

— Уже, — сказала Гапуся. — Я что хочу спытать у тебя как у комсорга, вполне официально: чи есть, чи нема оправданья тем личностям, которые прислуживали у немцев?

— Нет, — твердо сказала Вика. — Предателям и изменникам Родины оправдания никакого нет и не может быть.

— Я тоже так думаю, — огорченно вздохнула Гапуся. — И как же мне быть? Ума не приложу. Голова идет кругом.

— А что? — насторожилась Вика.

— Да тут такой случай, даже трудно себе представить, чтоб такое могло случиться. Я только тебе одной про то расскажу, только дай честное слово, что между нами, хорошо?

— Ладно, — согласилась Вика.

— Так слушай хорошенько: тот человек, который меня спас… — Тут Гапуся сторожко поглядела направо-налево и, понизив голос, произнесла. — Тот человек был у немцев полицаем.

— Федя Сковорода? — вскричала Вика.

— Он.

— Не может быть!

— Еще как может.

— Предавал людей?

— Да нет, — замялась Гапуся, — того, чтоб конкретно предавал, сведений не имею, а полицаем был. И за меня сватался. И предупредил, когда немцы собрались угонять девчат в Германию. И теперь из воды вытащил. Без него я б утонула. Как же я на него донесу?

— Ты должна это сделать. Это твой гражданский долг.

— А как?

Вика не ответила. "Невероятно, — проносилось у нее в голове. — Старательный, исполнительный Федя Сковорода прислуживал нашим врагам! Неужели я неправа? Неужели мое отношение к людям ошибочно? Но как совместить его самоотверженный стахановский труд на восстановлении ГЭС, его поступок на реке с предательской деятельностью? Я запуталась! Я ничего не понимаю!"

— Где же та правда, кто скажет? — вопрошала тем временем Гапуся. — Кто мне скажет — по чести ли, по комсомольской ли совести будет объявлять людям о человеке, который спас тебя от лютой гибели? Меня еще батька, да и мама с сестрой и с братухой учили, да и в школе преподавали, что на добро надо отвечать добром. А как же теперь? Ну, добрые люди узнают про Федьку и то, и это, а что скажут те добрые люди про меня? Дивитесь, скажут люди, на эту неблагодарную девку! Эту злыдню человек от неволи спас, из реки вытащил, а она донесла на него, еще не успев и просохнуть.

— А все-таки ради правды ты должна это сделать, — сказала Вика. — Как бы кто ни думал потом о тебе, но справедливость должна восторжествовать. Человек должен получить все сполна по заслугам. — Вика поймала себя на том, что подражает сейчас и интонацией, и решительностью Алеше Клебанову. Да, именно так сказал бы в данном случае сам Алеша. — Но ты не ошиблась? — спросила она.

— Мне б да Федьку Сковороду не знать! — воскликнула Гапуся. — Когда мы с ним в одной школе учились! А может… — Гапуся помешкала, вопросительно поглядев на Вику. — Может, лучше сделать вид, что я никакого Сковороды здесь и не видала и газеты не читала?