Франтишек Гечко - Святая тьма

Цифры эти были Бонавентуре Клчованицкому давно знакомы — разговоры об осушении болот велись в Дуб-никах лет пятьдесят. Но сегодня он здорово подвыпил и цифры в его глазах двоились. Он глотал слюну и скреб в затылке.

И все же его одолевали сомнения.

— Уж слишком хитро что-то подсчитано, — проворчал он. — Так точно, словно в учебнике. И интересно знать, кто сможет переместить всю эту землю? Может, у меня и глупая башка, но думается, если б в этой земле и болоте копались целый божий год все дубничане, то нарыли бы там, прошу прощенья, только кучу дерьма.

— А на что существуют евреи? — вставил командир глинковской гарды.

Бонавентура так и просиял.

— Вот видите, — гардист решил, что уже обвел крестьянина вокруг пальца, — пан Кламо защищает евреев от гардистов, а мы собираемся отправлять их на осушительные работы.

Бонавентура Клчованицкий так взглянул на старого железнодорожника, словно хотел сказать: "А ты, оказывается, хитрая штучка, Венделин!" Но птичья физиономия директора средней школы вывела его из себя.

— Дорогой пан директор, — начал он. — Мне все равно, переведете вы моего сына в следующий класс или нет. Но я должен сказать, что прав Кламо, а не вы. Знайте же, что выгонять Лохмайера нельзя. Жандармы утверждают, что зубного техника пока заменить некем. Поэтому сначала научитесь сами вставлять зубы, а потом уже посылайте его на болота. И не воображайте, что если вас сделали командиром глинковской гарды, то вы можете молоть всякую чепуху…

— Я мелю чепуху? Ах ты…

— Сам ты… Да ведь Лохмайер своими ручками и пустой лопаты не подымет, как же он будет ворочать землю в болотах?

— Закрой пасть!

— Сам закрой! А я свою пасть и тогда буду разевать, когда всех гардистов уже давно черти уволокут! Вы лучше скажите нам, сколько денег и золота уперли у Лохмайеров ваши молодчики? Небось надеетесь, что все Дубники будут молчать, когда власти приедут разбираться в этом грабеже?

— Да замолчи ты наконец! — Андрей Чавара решил на всякий случай несколько сбавить спесь. Несмотря на все клятвы Конипасека, Ременара и Чечевички, он и сам не верил, что те не присвоили еврейские деньги, золотые кольца и часы. Он мечтал, чтобы хоть половина добычи перепала гарде.

Но Бонавентуре все же уступать было нельзя, и Чавара решил оставить последнее слово за собой:

— В вашем шинке поют антигосударственные псалмы!

— У меня каждый поет, что хочет, — я рот никому не затыкаю!

Командир гарды понял, что дело с "белыми евреями" не выгорело и что старый полоумный людак каяться не станет. Он решил продолжить спор за бутылкой вина в городском погребке. Схватиться с маленьким человечком командир глинковской гарды умел, а вот с богатым крестьянином — это уже рискованно. Да к тому же этот хам Бонавентура поставляет молоко в школу.

— Перейдем лучше к болотам, — предложил капеллан Мартин Губай, все еще пытаясь разобраться в заключении специалиста относительно болот. Ему необходимо было чем-нибудь заняться, чтоб совсем не уснуть. Комиссар выхватил у него бумаги и бросил их Габриэлю Гранецу.

— Сейчас вам будет зачитано мнение Словацкого университета, подписанное каким-то доктором естественных наук. Имени его не разобрать и под лупой, но он против осушения.

— Чтоб его разорвало! — высказался Бонавентура Клчованицкий и навострил уши.

— "В дубницких болотах была обнаружена Entziella babori, — читал помощник натариуса. — Это весьма интересный факт, ибо до сих пор считалось, что она является представительницей исключительно морских форм".

— О господи! — вздохнул Бонавентура Клчованицкий, подпер двойной подбородок и закрыл глаза.

— Слушай дальше, Боно! — подбодрил его правительственный комиссар, который и сам ничего не понял.

Все существенное в этом документе было заранее подчеркнуто красными чернилами главным городским нотариусом Гейзой Конипасеком.

— "Carabus monilis существует лишь в указанных болотах, и его существованию угрожает цивилизация. Очень ценна также и Armiger crista".

— Христа хоть оставьте в покое! — заметил помощнику нотариуса шинкарь.

— Да ведь это простая улитка! — объяснил Габриэль Гранец, который еще раньше проштудировал документ и нарочно выбирал из него самые чудные наименования.

— "Обитает там и не обнаруженный в иных местах Agabus fascipiens и родственная ему Hygrotus decoratus — водяная блоха…"

Бонавентура Клчованицкий невольно нагнулся и стал почесывать себе ногу. Поднялся всеобщий хохот, разбудивший мясника, загоготавшего спросонья громче всех.

— "На вербах в той местности обитает сорок восемь видов насекомых, а на тополях даже семьдесят девять. Самый любопытный из них Amara communis".

— Какой коммунист? — снова встрепенулся мясник.

— А такой, как Ян Иванчик, Кламов зять, — подпустил железнодорожнику шпильку гарднст, но капеллан лягнул его под столом ногой. Слуга божий не любил, когда политическая борьба переходила на личности, особенно если дело не касалось религии.

— "Всего в дубницких болотах обитает тридцать пять разновидностей насекомых, нигде более не обнаруженных".

— Повезло же им! — тут Бонавентура вскочил со стула, ему показалось, что насекомые уже копошатся под его задом. — Всюду эта погань давно уже передохла, только у нас ее охраняет университет, чтоб его черт побрал!

— Пока речь шла только о фауне, — помощник нотариуса перевернул страницу. — Теперь пойдет всякий бурьян, который не растет нигде, кроме нашего болота.

— Бурьяна хватает и на виноградниках, — встал на дыбы уже окончательно выведенный из себя Боиавентура.

Габриэль Гранец перевернул несколько страниц и остановился на последней:

— "Из предложенного краткого обзора вполне ясно, каким естественным уникумом являются наши дубницкие болота. Необходимо сохранить их как резервацию".

— На страж! — вскинул руку в фашистском приветствии мясник.

Бонавентура Клчованицкий в ярости рванул ворот рубахи.

— Хорош университет, который заступается за всякую дрянь, когда людям и скотине есть нечего! Если мы не примем мер, попомните мои слова: разведется столько нечисти, что она пожрет нас самих… Ну, Кинриан, какое постановление ты вынесешь?

— Жаль, что и министерство внутренних дел заодно с этим вшивым университетом.

— А ты не слушай дураков!

Киприан Светкович поднялся во весь рост, словно для того, чтобы вынести приговор. Лицо его побагровело еще больше, чем обычно.

— Что касается болот, я постановляю: осушить! И все тут! Постановление окончательное и имеет законную силу.

Довольный Бонавентура уже собирался усесться снова, но в это время заметил лукавое выражение на лице Габриэля Гранеца. Ему и раньше казалось, что карандаш секретаря что-то уж слишком лихо танцует по бумаге. Схватившись за живот, будто ему приспичило, шинкарь закряхтел и выхватил лист бумаги из рук помощника нотариуса.