Франтишек Гечко - Святая тьма

— Да что там, — директор запустил обе руки, словно грабли, в свою седую гриву. — Все это чепуха. Твоя жена слишком чувствительная, слишком близко все к сердцу принимает. Эй, Бизмайер, еще литр зеленого сильвана. Да, Ян, чтоб не забыть: прими мое искреннее соболезнование! — Михал Лужак улыбнулся и объяснил: — Потому что Иванчики ждали сына, а получилась дочь!

Все расхохотались. Каждый счел своим долгом пожать учителю руку. А капеллан от наплыва чувств даже расцеловал его.

До сих пор Ян Иванчик сносил все эти шуточки довольно спокойно. Но при упоминании о дочке он почему-то вдруг снова вспомнил, что Цилька пошла с поэтами в городской погребок. Если бы она отправилась прямо домой, он тоже не торчал бы сейчас в шинке, а сидел со своей Анулькой.

— Чтоб их всех гром разразил! — Ян так стукнул палкой по столу, что разбил рюмку мясника. — Давай сюда вино!

Все притихли, вытаращив глаза. Никто не понимал, почему учитель так страшно рассвирепел за бутылкой доброго вина.

Рыжий Бизмайер, один из немногих габанов, владевший тремя отличными виноградниками, прибежал с бутылкой и рюмками. Он налил учителю зеленого сильвана, которым славился его шинок, и выпил с ним за его здоровье. До этих пор он уважал учителя лишь как гостя, но сейчас почувствовал к нему истинное почтение. Ведь в последнее время о Иванчике столько было разговору: и герой он, и страдалец, да к тому же молодой отец!

Присутствующие еще некоторое время выжидали: в такие минуты, когда колотят палкой по столу и бьют рюмки, человек может сказать что-либо интересное. Но учитель продолжал молча тянуть вино. Тогда кооператоры взялись друг за друга.

Первой жертвой был механик Блажей Мего, который из-за малого роста пил стоя. Работа на зернодробилке давала ему столько дохода, что тощий стрелочник Ян Ванджура и жилистый ломовик Лукаш Шенкирик лишились покоя. Они, пожалуй, даже не завидовали его заработку — их угнетало, что он отказывался пропивать его вместе с ними.

— Плаху тебе надо снизить вдвое — и все, — заявил ломовик. Жадность одолевала его, хотя он имел свой погреб.

— Только после того, — защищался Мего, — как станет вдвое дешевле извоз.

— Волов содержать — не зернодробилку чинить!

— Вот как! А ты можешь брать с бедняков по четыре сотни за день извоза?

— Продать его волов мяснику, он их, скотов, научит быстро бегать!

— Постойте, а что будет, если в нашу зернодробилку сунет нос контролер?! — спросил стрелочник, которого постоянно мучила жажда, ведь у него не было ни своего погреба, ни своего вина.

— Жаль мне его нос! — ответил капеллан.

— Тогда я возьму топор и разобью машину, а ячмень пускай каждый дробит своим задом!

Блажей Мего схватил бокал, но он оказался пустым.

— Триста граммов, Иноцент! — крикнул он габану.

— Удивляюсь вам, пан Мего, — высказался Лужак, взяв на себя роль председателя. — Ведь с вас причитается, так пускай он тащит пятилитровую бутыль, и дело с концом.

— И нам веселей будет! — подтвердил капеллан, который исполнял в кооперативе обязанности счетовода.

Пятилитровую бутыль зеленого сильвана на стол принес сам Франтишек Чунчик. Недавно правление увеличило оборотные средства на один процент, что давало ему в месяц почти семь тысяч.

— Убью! — завопил вдруг Штефан Герготт.

— Кого? — испугались кооператоры.

— Каждого, кто поднимет руку на нашего учителя!

Выяснилось, что всем врагам Иванчика уготована печальная участь.

— Зарежу! Шкуру спущу! Четвертую! Колбасу сделаю! Котлету!

— И продам беднякам! — крикнул кто-то из молодежи, что сидела во дворе под орехом.

У Яна Иванчика и так уже здорово шумело в голове от вина, выпитого в трактире у Имриха Каро. Но ему так хотелось прогнать неприятные мысли, что он опрокинул один за другим еще три бокала. Проклятые поэты не выходили у него из головы.

Капеллан сочувственно похлопал его по плечу.

— Я и без исповеди знаю, что с вами. Сказать?

— Не надо! — испугался учитель.

— Пану учителю скучно с нами, — объявил капеллан. — А ну-ка расскажите что-нибудь посмешнее, пан Чун-чик!

— А безбожное можно?

— Можно! — крикнул мясник.

— Ведь среди нас духовное лицо, — на всякий случай застраховал себя набожный механик.

— Не теряйте времени!

— В одном городишке, — начал Чунчик, — жили два брата: один — добрый христианин, другой — ярый безбожник. И не было дня, чтоб они не ссорились. "Святоша!" — вопил один. "Безбожник! — орал другой, — вариться тебе в котле, как сливовому повидлу!" — "Вот я посмеюсь, когда ты помрешь, оглянешься — а рая-то и нет!" — "А я посмеюсь, когда ты помрешь: поглядишь — а пекло-то вот оно!" И так далее и тому подобное! Однажды заявляет христианин безбожнику: "Знаешь ли ты, язычник, что души умерших верующих летают по небу, как голубицы?" А безбожник поглядел на него и рассмеялся: "Сколько же гектаров кукурузы должен посеять господь бог, чтоб прокормить всех своих голубиц!"

— И это все? — проворчал Блажей Мего.

— Как будто специально для тебя придумано! — заявил Лукаш Шенкирик. — Сейчас ты дробишь ячмень для дубницких свиней, а на том свете будешь молоть кукурузу для небесных голубиц!

— И представь себе, — добавил злорадно Ян Ванджура, — там ты будешь работать задаром!

— Можете оба меня поцеловать в зад.

— Сначала ты нас поцелуй.

— Да перестаньте! — сморщился капеллан. — Пусть лучше Чунчик изобразит нам, как ораторствуют наши братиславские хозяева. А мы будем угадывать, кто это.

Франтишек Чунчик подвизался в Дубниках неполных четыре года, но за это время ему удалось сотворить чудо: превратить продовольственное объединение в дело с миллионным доходом и выстроить себе прекрасную виллу. И надо сказать, что дубничане не зря считали это чудом: предшественник Чунчика виллу себе, правда, тоже построил, но объединение разорил начисто.

Франтишек Чунчик простер руки, будто собираясь кого-то обнять, и начал:

— Уважаемые христиане! Зловаки и зловачки! Борьба протиф неспожного ефрейского большевизма мошет быть фыиграна лишь пот снаменами наротного зоциализма. С крестом и сфастикой, ферные себе, друшно фперет!

— Доктор Тисо! Президент! — завопили собутыльники.

— Тихо! — заорал председатель.

Чунчик уперся руками в бока и заорал, как ломовой извозчик:

— Вы, проклятые коммунисты! Вы, подлые разорители! Только попробуйте поднять голову, только попробуйте шевельнуть языком! Мы вас раздавим, мы вас шлепнем так, что небу жарко станет!

— Мах! Министр внутренних дел! Шеф пропаганды!

Шинок рукоплескал.

Теперь Чунчик скроил благостную мину, выкинул вперед руку в гардистском приветствии и по-старчески зашамкал:

— Ваажаемьте слушатели! Шел грек через реко! Я ехало из Терлиноко до Пезиноко. На страж!