Евгений Белянкин - Танец любви

Лучше бы Димка пошел на лыжах!.. Пришли ребята с морозца краснощекие, с уличным запахом, и такие свежие, таким здоровьем от них прет — аж завидно!

На физике была неловкая тишина. Суворовцы ждали, как себя поведет Рублев. Но, к удивлению, преподаватель физики майор Рублев улыбался, шутил и вел себя так, будто ничего страшного не произошло и не было никакого сговора. Он даже на этот раз и не спрашивал никого. Это был урок-беседа, где он говорил о том, что значит быть, по его мнению, современным? И сам же отвечал: современность не может существовать в жизни без физики. А физика — без таланта. А талант, подчеркнул Рублев, это — характер…

Потом он объявил, что дал задание суворовцу Разину и тот выдаст, если воспользоваться известным выражением шахматистов, «домашнюю заготовку».

Разин, немного волнуясь, вышел к доске и бойко стал рассказывать о возможностях применения физики в жизни. Рублев одобрительно кивал головой, вставляя иногда реплики.

— Да-да, Разин прав, двигатель науки — творческий диалог, порой непримиримый спор. Диалектика жизни. Помните, еще русский юрист Кони произнес интересную сентенцию: «Мнения спорщиков, что гвозди: сильнее бьешь по ним — глубже уходят внутрь…»

Все понимали, что Рублев как бы себя реабилитирует. И потому скептически воспринимали рассказ о его учениках, которые поступили в курсантские роты академий.

— Но был у меня очень интересный мальчишка. — Рублев нарочито вздохнул и помрачнел. — А вот характера все-таки не хватило…

— Товарищ майор, а можно вопрос? — Из-за стола поднялся вихрастый Вербицкий, как всегда, с наивной улыбкой простачка. — Как я понял, вашему воспитаннику не повезло. Так на экзаменах в академии что важнее — знания или характер?

Рублев пожевал губами: вопрос с точки зрения суворовцев был явно провокационный.

— Для офицера одинаково необходим и характер, и знания. Он не был настойчив. Готовился спустя рукава. Хотя экзамены и лотерея.

Но Вербицкий не унимался.

— Товарищ майор, а наши знания соответствуют требованиям академии?

— Наши знания… — засмеялся искренне Рублев. — Это я вам скажу в старшем классе. Конечно, я понимаю некоторую подозрительность суворовцев в отношении майора Рублева. За эти дни я многое передумал… Конечно, по-честному, как человек майор Серов был во многом не прав, хотя и… обладал какими-то хорошими качествами. Видимо, и я в чем-то заблуждался.

— Хитрит наш Рубль, — как бы невзначай сказал Макар Лоза, чем удивил ребят.

Грузный, сильный и добродушный пацан редко когда высказывал свое мнение, к тому же о преподавателях. А тут проснулось в нем чувство справедливости, что ли… Ребята оценили смелость Макара, а Мишка Горлов даже постарался его мысль развить:

— А что ему делать? Ушел собутыльник — и жизнь иная: прибиваться к другому берегу.

Но тут подали автобусы, которые должны повезти ребят на концерт, организованный Бабанским, и интерес к Рублеву, казалось, иссяк. Правда, в автобусе эта тема время от времени возникала, но тут же гасла, не находя подходящего топлива. Может быть, уже и поднадоела. В концертном зале Рубль тем более уже никого не волновал. А тут еще новые события заслонили его.

В антракте Тарас Парамонов поссорился с Пашкой Скобелевым. Произошло это неожиданно и глупо. В буфете, увидев у Пашки бутерброды с колбасой, Тарасик, у которого не оказалось денег, громогласно заявил:

— О, объедимся!

Но Пашка не среагировал. Не думая о последствиях, Тарасик саркастически бросил:

— Жмот.

— Что ты сказал? — вспылил Пашка, нагловато напирая на Тараса. — Повтори, что ты сказал, падла!

Видимо, Пашкины слова тоже оскорбили Тарасика, так как он не считал, что в его слове был криминал.

— Жмот, — спокойно молвил он.

Пашка обозлился и ударил Тарасика. У того выступили слезы, и он едва сдержался, чтобы не заплакать. Подскочили ребята и быстро разняли пацанов. Иначе в концертном зале драки не миновать. Настроение на второе отделение было испорчено. Моцарт уже не воспринимался.

Большинство было на стороне Тараса, ничего зазорного в словах Парамона никто не увидел, тем более, задиристость Пашки давно надоела, и многие уже искали случая его проучить. Как-никак, а борьба с Серым сплотила взвод, и драчливая выходка Пашки была как бы нарушением неписаного закона: своих не трогать. Скобелев этот закон нарушил.

Пока существует суворовское племя, существуют и различные способы выяснения отношений. Если взвод или рота не дружны, то силой обладает какая-то группировка. Она и вершит суд. Чаще всего вызывая на расправу в укромное место или действуя ночью, когда все спят. Провинившегося бьют через одеяло, «втемную». Но групповщину суворовцы не любят и, как правило, возникает противоборствующая сила, способная постоять за себя. Хочешь не хочешь — рождается компромисс.

Может быть, на компромиссе и возникли «рыцарские» поединки, когда, забившись на чердак или в пустые классы, обидчики становились друг против друга и под общее гиканье пацанов силой искали справедливость, но — до первой крови. После чего «здоровый лоб» вроде Макара Лозы разводил «петухов». В «рыцарском поединке» считалось, что обиженный должен быть яростным, как коршун, нападающий на свою добычу, иначе можно окончательно подорвать свое положение среди сверстников и оказаться в числе презираемых «плебеев», к которым всякий относится свысока. И хотя в роте и взводе не было такой уж сильной дискриминации, суворовца, не способного постоять за себя, кадетское общество не уважало.

Но с годами пацаны сживались, дружеские и эмоциональные связи крепли, менялись и способы выяснения отношений. Тогда, возможно, и появился третейский суд, суд коллектива. Обычно он избирался из самых авторитетных кадетов, и его решения обжалованию не подлежали. Неподчинение этому суду грозило общим бойкотом. Бойкот порой доходил до того, что обидчик, против которого уже шел весь взвод и вся рота, был вынужден уйти из училища… Не помогали ни полковничьи, ни генеральские погоны пап.

…Приговор кадетского суда для Пашки Скобелева был неожиданным и, возможно, оскорбительным. Суд, куда входили и Карсавин, и Сашка Вербицкий, но никогда не входили сержанты, вынес решение, которое на суворовском языке гласило: «Бить обидчика в морду».

Пашка Скобелев понимал, что это для него значило, но принял испытание мужественно, с иронической улыбкой. Окруженный толпой возбужденных суворовцев он стоял в позе великомученика, готового ради справедливости даже на такое.

— Ну что, Тарасик, не мучай душу, — сказал он, расставив ноги и выпятив грудь вперед.

Тарасик, впрочем, и не собирался мучить его душу. Он сделал несколько шагов вперед, подумал что-то и вдруг резким движением корпуса сильно ударил Пашку. Тот аж покачнулся, почувствовав, как «искры посыпались из глаз». Чего-чего, но такого удара он от Тарасика не ожидал — недаром Парамон-младший в последнее время хвастался силой, поминутно щупая «бицы», которые накачал на спортплощадке.