Любовь Руднева - Встречи и верность

— Что самое страшное для вас?

— Убитые дети.

Она никогда не могла забыть Александровку. Ворвались в поселок, выскочила навстречу сержанту баба, растрепанная, с блуждающими глазами. Она говорила бессвязно, захлебываясь, потом присела и голову прикрыла крышкой от бака — боялась бомбежки, которой уже давно не было.

Баба вцепилась в сержанта и тянула его к крайней хате. Идти? Но бывали случаи — и под немецкую пулю подводили. Вот и белая хата, вся замызганная: грязь, рвань, разбитые бутылки, растерзанный матрас. Баба тянула сержанта за угол хаты. Тут лежал ее сын. Увидев его, она заговорила разумно, хотя сержанту Люде казалось, что она сама готова бессвязно бормотать при виде испуганного мертвого личика.

— За нóги и об угол, — прошептала мать.

На ребенке валялись игральные карты, одна карта — бубновый валет в синем берете — была зажата в руке мальчика. Ребенок взял ее со стола, когда немцы играли, и за это был наказан.

Безумная женщина протянула Люде бубновый валет…

— Вот карта. — Люда вынула ее из кармана. — Мне дала ее несчастная мать и сказала: «Все играют гитлеровские псы! А мальчика помяни, звали Вася», — и опять забормотала свою невнятицу.

— Вы замужем? — спросил черноволосый, похожий на итальянца, с нескрываемым интересом разглядывая женщину, которая так скупо и остро отвечала на каждый вопрос.

— Да, замужем.

Они оба, Леня Киценко и она, притаились в снайперском гнезде. Земля начинала оживать после слишком холодной для Севастополя зимы. Весеннее солнце иногда мешало, иногда помогало снайперам. Мешало, если весенний луч бил в глаза, вдруг вырываясь из-за облаков, помогало, когда солнечный зайчик выпрыгивал из бинокля врага, обнаруживая его тайник.

Леня был напарником Люды, он умел молчать, терпеть часами озноб уходящей зимы, по суткам забывать о еде. Он только не умел гнать тревогу за нее, свою жену-снайпера.

Потом они разделились, слишком уж тревожно было вдвоем, — он ушел в соседний полк. Но в тот день Леня вернулся и залег рядом. А солнце, разорвав облака, выдало их, и стелющийся минометный огонь, воющий и стенающий, настиг второго снайпера. В тот момент, когда второй снайпер Леня Киценко обнял Люду за плечи и спросил: «Ты очень устала?» — осколок мины оторвал руку, рука его повисла на плече жены, его кровь залила ее.

Она вынесла его из-под огня, стремительно, идя во весь рост. Его положили на носилки, обеспамятевшего. Она отстреливалась: гитлеровцы перешли в атаку.

Напрасно ночью она стучала в тяжелые двери подземного госпиталя, кричала, плакала. К умирающему ее не пустили, он не приходил в сознание.

Ее горе было тем глубже, чем сдержаннее они старались на фронте относиться друг к другу.

В ту ночь она охрипла и поседела.

Утром направилась на передовую, но ее остановили. В таком состоянии снайпера легко настигнет даже случайная пуля.

Леню похоронили.

Впервые весь снайперский взвод стрелял не в врага, а в воздух.

— Я замужем, — ответила она американскому корреспонденту с лицом итальянца.

Она пошла в засаду еще с двумя снайперами. Взяли немного хлеба и воды. Она изредка пересвистывалась со своими товарищами. С собой несла пулемет, у пояса подвесила две гранаты.

Вышли полвторого ночи, до того три дня Люда разведывала это место.

Отползли метров пятьсот от переднего края. Легла, втянув тело в складки горы. Лежала без каски, чтобы не вызвать лишнего шума и все слышать. Перед ней второй эшелон гитлеровцев, их надо ошарашить внезапным нападением, пусть хоть в этот день им неповадно будет лезть на наши позиции.

Подвезли кухню, немцы прохаживались вкруг нее: шутили, напевали. Быть может, тут были и те, кто всего несколько дней назад вел минометный огонь по ее снайперскому гнезду.

Возможно, офицер, раскуривавший сигарету, убил ее мужа — снайпера Киценко. Она первой из трех снайперов открыла огонь. Враги заметались, упал офицер, взмахнув сигаретой. Теперь Люда стреляла из пулемета.

Раздался истошный крик:

— Русские партизаны!

Стреляла Люда, стреляли двое ее товарищей. Потом они поспешно отползали.

Назавтра соседний полк попросил сержанта к себе. Слишком много бед принес им гитлеровский снайпер. Он уже убил двух снайперов полка.

Как правило, немецкие снайперы прятались за передним краем своих, тщательно маскировались, одевали пятнистый, с зелеными разводами халат — уже наступила весна. У этого был свой маневр: он выползал из гнезда и шел на сближение с противником.

Долго лежала Люда, ждала. С ней вышел наблюдатель, нетерпеливый паренек, он расположился метрах в пятидесяти от нее, все время шуршал, шевелился, и этого было достаточно, чтобы вызвать на себя огонь противника.

Люда тихо свистнула — приказала ему уйти. Сразу стало спокойнее.

День прошел, вражеский снайпер не подавал признаков жизни. Он заметил наблюдателя, но решил не бить, чтобы выследить ее, уложить на месте.

Осталась на ночь. Ведь немецкий снайпер наверняка привык спать в блиндаже и поэтому вымотается быстрее, чем она, если застрянет здесь на ночь.

Так лежали они сутки. Утром опять лег туман. Голова отяжелела, в горле першило, одежда пропиталась сыростью, и даже руки ломило…

Утро пропало, туман все закрыл. Но вот медленно, нехотя рассеялся, просветлело, и Люда увидела, как, прячась за макет коряги, снайпер передвигался едва заметными толчками. Все ближе и ближе к ней.

Она двинулась навстречу.

Одеревеневшее тело стало тяжелым и неповоротливым, и, сантиметр за сантиметром преодолевая холодную каменистую подстилку, держа винтовку перед собой, Люда не отрывала глаз от оптического прицела.

Секунда приобрела новую, почти бесконечную протяженность, и вдруг в прицел Люда уловила: водянистый глаз, желтые волосы, тяжелую челюсть.

Они увидели друг друга одновременно. Глаза встретились. Напряженное лицо исказила гримаса, он понял — женщина!

Мгновение решало жизнь, она спустила курок — выстрелы раздались почти одновременно. На спасительную долю секунды выстрел Люды опередил. Она вжалась в землю и еще успела увидеть в прицеле, как мелькнул полный ужаса глаз. Глаз заморгал.

Гитлеровские автоматчики молчали. Люда выждала, потом поползла к снайперу. Он лежал, все еще целясь в нее, скрючив пальцы на винтовке. Только теперь Люда почувствовала испуг: огромное тело рыжего хищника, крепко сомкнутая челюсть.

Она брезгливо вытянула снайперскую книжку гитлеровца.

В сафьяновый переплет втиснен металлический орел со свастикой, он обещал обладателю снайперской книжки мировое господство.

Люда опустилась на землю, кружилась голова. Она прочла: «Дюнкерк». Рядом стояла цифра. Еще и еще французские названия и цифры — более четырехсот французов и англичан приняли смерть от его руки.