Абдулла Кадыри - Скорпион из алтаря

— Твой пример, — сказал огорченно махдум, — это исключение, редкий случай… Если всего бояться, не только во дворце нельзя служить, но и по улицам ходить опасно. Нет, раз тебе улыбнулось счастье, нельзя выпускать из рук золотую птицу, это большой грех, сын мой!

— Да, господин учитель, — сказал Шахидбек, — правильно вы говорите… Брат мой, Анвар, счастье в жизни приходит к нам только раз… Если в этот момент не ухватить его крепко, то во второй раз оно уже не встретится, и вы на всю жизнь останетесь мелкой сошкой.

— Благодарю вас за заботы. Я думаю, что вы искренне хотите мне добра, — и все-таки, прошу простить меня, я остаюсь при своем мнении…

Махдум окончательно рассердился и, прищурив один глаз, искоса поглядывал на Анвара. Так он всегда смотрел на людей, когда сильно гневался.

— Анвар, кто я тебе?

— Вы… Вы мой учитель…

— Скажи, разве мои наставления и советы когда-нибудь были тебе во вред?

— Кроме пользы, я ничего не видел от вас. Но в этом случае я хочу быть самостоятельным.

У махдума от возмущения перехватило горло, и он вынужден был проглотить слюну.

— Пожалуйста, в чем-нибудь другом поступай самостоятельно, но тут твое упрямство — просто глупость! — сказал он, рубя воздух рукой. — Вот тебе мой сказ: я — твой учитель и отец, и ты не смеешь ослушаться меня, — в противном случае пеняй на себя и делай как знаешь!

В этих словах махдума послышалась уже настоящая угроза. Анвар молчал.

— Не горячитесь, не горячитесь, — сказал Шахидбек, — мирза Анвар не такой… Конечно, мирза Анвар прав… во дворце не все идет гладко, и такие дела, о которых он говорил, случаются там, но мне удалось разведать… я могу сказать, что все во дворце — от мала до велика — относятся с уважением к Анвару. Кому захочется строить козни против человека, который и муравья не обидит?

— Хабба! — воскликнул махдум. — Какие еще могут быть возражения — ничего, кроме ребяческого страха!.. Сорок золотых в месяц жалованья, да разные ханские подарки, да притом почет и уважение — это ли не благодать!

Слова махдума рассмешили Анвара. С трудом сдержав смех, он сказал:

— Мне кажется, несколько преждевременно говорить об этом, ведь пока еще мне не вручили грамоту на должность главного писаря…

— Анвар, сын мой, я это знаю, — сказал, смягчаясь, махдум, — но я боюсь, как бы ты своими ребяческими рассуждениями не испортил дела, если бог пошлет тебе такую честь. Поэтому я и говорю об этом заранее. Я слышал, ты собираешься уведомить хана, что отказываешься от назначения?

— Кто это сказал?

— Оставим в покое того, кто это сказал! Но твои сегодняшние речи дают основание думать, что ты способен на это. Неужели ты действительно хочешь так поступить?

— Возможно, что тот кто вам это сказал, говорил правду. Впрочем, если вы не одобряете этого… тогда, конечно…

— Хабба! — сказал просиявший махдум. — Довольно ребячиться, трусость — плохое качество. «Если уж падать, так падать с высоты», — у этой поговорки глубокий смысл.

Говоря так, махдум гордо посмотрел на Шахидбека. Он вдвойне был горд: во-первых, слова Анвара — «если вы не одобряете», подтверждали, что Анвар считается с мнением махдума, и, во-вторых, показывали, что он не пойдет против воли учителя.

Шахидбек, наевшийся до отвала и непривычно много и горячо говоривший за обедом, устал и теперь, развалясь на подушках, приветствовал достигнутое двумя сторонами взаимопонимание:

— Молодец, мирза, вот так-то лучше…

Выпив по две пиалы чаю и прочтя фатыху, махдум с Шахидбеком стали собираться к вечерней молитве. Анвар проводил Шахидбека до ворот. Прощаясь с Анваром, Шахидбек сказал:

— Я думаю, бог даст, вы получите грамоту… А потом у меня будет с вами особый разговор — надо посоветоваться относительно некоторых сборщиков налога. Вы — свой человек, и то, что вы будете назначены главным писарем, нам на руку.

— «Если у соседа есть скот, то навоз и нам перепадет», — говорит пословица, — добавил махдум.

Удрученный всем этим разговором, Анвар покачал головой и вернулся на супу.

Анвар родился в середине 1267 года хиджры [38] То есть весной 1851 года. в квартале Бахмалбоф, в очень бедной семье. Обычно мать, родив ребенка, называет его «мой желанный» или «богом данный». Но наш Анвар не был для своей матери ни желанным, ни богом данным, а отец даже ни разу не назвал его своим «сынком». Отец был красильщиком — всегда по пояс в синей краске. У бедняка уже было пятеро ребят — мал мала меньше. К ним прибавился еще шестой — наш Анвар.

Ни желанным, ни долгожданным он не был, на оборот, он появился на свет вопреки желанию родителей, словно для того, чтобы увеличить их горе и нищету.

Когда в другой семье родится ребенок, его встречают весельем, музыкой, оладьями, зажженными свечами, — словом, выполняется целый праздничный ритуал. Появление на свет Анвара не было отмечено никаким торжеством. Мать даже не позвала повитуху и родила с помощью старшей своей дочери Надиры, не посылала к соседям получить подарок, который полагается за добрую весть, — боялась, что соседи упрекнут ее: «Куда уж при такой нищете рожать детей», или еще хуже скажут: «Рожает, как сука».

Поэтому появление Анвара на свет целую неделю оставалось тайной для соседей. Никто не приготовил для него новых пеленок, на девятый день его засунули в старую колыбельку, оставшуюся от одного из братьев. Не удивительно, что в ознаменование «сорока дней» после рождения свечей в его честь не зажигали; примечательно другое: больше двадцати дней он пролежал в колыбели без имени, потому что отцу было не до того, а мать даже не вспомнила, что надо дать имя новому «дорогому гостю». Не будем обвинять за это отца и мать. Может быть, житейские заботы отвлекли Салима-красильщика, а у Анор-биби голова болела от криков шестерых детей, — во всяком случае, этому ребенку не суждено было получить имя ни от почтенного имама, ни от отца с матерью.

На двадцать второй день его жизни это сделала двенадцатилетняя Надира, сестра его.

Ее давно пленил своим нарядом соседский мальчик, сын какого-то духовного лица; особенно же ласкало слух Надиры его имя — Анвар. Не долго думая, она стала называть Анваром новорожденного брата, кружилась около него, повторяя: «Анвар-джан, Анвар-джан!» А он, лежа в колыбельке, тусклыми черными глазами обозревал свой нищий дом. Надира была, кажется, единственной, кто радовался Анвару, когда он появился на свет. Сестра заменила ему мать в детстве и до сих пор была самым близким человеком.

Вот так в гнезде красильщика Салима, среди аистов, появился запоздалый голубок — Анвар.