Абдулла Кадыри - Скорпион из алтаря

По мере того как росла семья Салима, дела его шли все хуже и нужда становилась злее. Анвару было три года, когда болезнь, уже пять лет мучившая Салима, наконец свалила его с ног. Он ослабел от кровотечений, слег в постель. На лечение необходимы деньги, но прежде всего они нужны, чтобы кормить семью. Салим-красильщик продал сперва свою синюю краску, продал соль, стал лечиться. Но болезнь была сильно запущена, и все расходы не принесли ему пользы. Тогда Салим продал свою красильню со всем оборудованием и сделал кое-какие запасы продуктов. Когда и они иссякли, для семьи настали тяжелые дни. Голод, нужда, к тому же еще больного лечить надо.

Наступившая зима была очень суровой, а они не приготовились к холодам.

Сначала простудился и умер от воспаления легких четвертый ребенок, а потом ранней весной и сам Салим-красильщик попрощался с миром. Анвар и два его старших брата заболели корью, и один из мальчиков тоже умер. За полгода Анор-биби потеряла мужа, двух малышей и осталась вдовой с четырьмя детьми. Правда, подросла Надира — можно было надеяться, что она сама определит свою судьбу и уйдет из дому. А что делать с тремя малолетками? В доме почти ничего не осталось, — два больших кувшина, три-четыре маленьких да кой-какая мелкая утварь — вот и все. Анор-биби было под сорок, но она прожила трудную жизнь, родила семерых и теперь выглядела старухой. Нечего было даже и думать еще раз выйти замуж.

Всем известно, чем занимаются вдовы, такие, как Анор-биби: прислуживают на празднествах, помогают по хозяйству у баев, а те, кто половчей, гадают, окуривают от дурного глаза и тому подобное. Анор-биби, чтобы как-нибудь растить своих троих детей, оказалась способной на все эти дела. Надиру она вскоре выдала замуж за сына одного ткача и тем несколько облегчила свою участь.

Судьба ли это, или жизнь бедняков так уж плохо устроена — несчастье снова обрушилось на семью Анвара. Однажды, прислуживая в каком-то доме, Анор-биби внезапно почувствовала себя дурно и лишилась речи. Ее на носилках принесли домой. Дети подняли громкий плач. Зять побежал за лекарем. Выяснилось, что ее разбил паралич, и в тот же день, не успев ничего завещать своим детям, она умерла. Ее отнесли на кладбище. За гробом матери, плача, шел с братьями и шестилетний Анвар.

Вся тяжесть воспитания братьев — одиннадцатилетнего Тимура, девятилетнего Кабила и маленького Анвара — легла на плечи Надиры. Как ни горько было ей отдавать братьев в чужие руки, все же бедность мужа вынуждала к этому. Когда миновали дни траура, она отдала двух старших братьев людям, пожелавшим их усыновить, а сама собрала жалкие материнские пожитки, погрузила их на арбу и, взяв Анвара с собой, вернулась в дом мужа.

Она ласкала Анвара, как мать, мыла, кормила его и горевала о его судьбе. Ей не хотелось, чтобы он стал красильщиком, как отец, или ткачом, как ее муж, она задалась целью сделать из него ученого человека. Надира даже решила послать его в медресе, чтобы он стал муллой и смог вновь зажечь огонь в доме отца. Она отдала Анвара учиться к Салиху-махдуму, потому что его школа находилась в ближайшем квартале. Начав ученье с грифельной доски, Анвар скоро проявил незаурядные способности и уже к одиннадцати годам овладел грамотой. Он счастлив был в ученье, но судьба, казалось, преследовала его. У Надиры было двое своих детей, и муж часто говорил ей: «Кого мне кормить — моих детей или твоего брата? Отдай Анвара в люди!» Надира противилась как могла, ей жаль было взять брата из школы и отдать в ученики к сапожнику или ткачу, но она не в силах была долго сопротивляться, потому что знала, как трудно приходится мужу. Так прошло некоторое время, и вот однажды, после очередной ссоры с мужем из-за Анвара, она надела паранджу и отправилась в дом Салиха-махдума, В тот год мать Салиха-махдума еще не уезжала в Маргелан. Надира с плачем поведала свое горе Мохлар-аим, рассказала, что приходится ей терпеть из-за Анвара.

— Я пришла в ваш святой дом с великой надеждой, что ребенок сможет у вас продолжать ученье, что не пропадут даром те познания, которые он приобрел здесь. Я пришла умолять вас: приютите сироту, не пожалейте для него куска хлеба, — сказала она.

Как говорится, бедняк всегда поймет бедняка. Искренний рассказ Надиры, ее горе тронули сердца Мохлар-аим и ее невестки Нигор-ханум. Мохлар-аим тут же пожелала увидеть Анвара, который был в школе, и попросила позвать его. Вошел стройный красивый мальчик.

— Да ведь это же наш умница, махдум так хвалит его! — сказала Мохлар-аим, увидев Анвара. — Хорошо, доченька, — успокоила она Надиру, — если ваш муж не хочет его кормить, пусть не кормит, я сама выращу, выучу его, сделаю из него большого муллу.

Анвар последнее время грустил: попреки зятя угнетали его. Теперь, услышав слова Мохлар-аим, он понял, о чем идет речь, и низко опустил голову. Увидев это, сестра его расстроилась, и на глазах ее опять появились слезы.

— Не плачьте, ханум, — сказала Мохлар-аим. — Да пропади она пропадом, эта бедность! Никто не виноват, что он беден, такая уж судьба. Пусть мальчик больше не возвращается к вам, с сегодняшнего дня он будет жить у меня как мой сын. Как зовут тебя, джигит?

— Анвар…

— И имя у тебя красивое, как ты сам… А знаешь ты эту красивую девочку?

Игравшая неподалеку шестилетняя Рано подбежала и прильнула к груди Мохлар-аим.

Анвар посмотрел на хорошенькую девочку, улыбнулся и сказал:

— Это Рано-хон!

Мохлар-аим отстранила от себя внучку:

— Пойди поздоровайся со своим братом Анваром!

Рано чинно поклонилась Анвару и подошла к нему.

— Поздоровайся же с ней, Анвар! — сказала Мохлар-аим.

Анвар притянул к себе Рано и обнял ее. Мохлар-аим засмеялась:

— Жива буду — выдам мою красавицу за Анвара, сделаю его своим зятем.

Анвар смутился и выпустил девочку. Женщины засмеялись. Надира, обрадованная добротой Мохлар-аим, вернулась домой очень довольная.

Конечно, махдуму не понравилось, что в доме появился лишний едок, но он не мог воспрепятствовать желанию матери. Ворчал только: «Прокормить не так трудно, а вот с одеждой как быть? Надо, чтобы сестра его одевала…» Мохлар-аим возражала: «Люди мечети строят, медресе, а мы, что же, одного сироту не вырастим? Если тебе трудно, я сама из своих вещей сошью ему одежду».

Так в двенадцать лет Анвар оказался уже в третьем доме. Здесь ему было во всех отношениях лучше, чем в родном доме и у сестры: он мог продолжать ученье, был сыт, ходил хоть и в поношенной одежде, но все же был одет, обут. Теперь, когда он стал приемным сыном учителя, ребятишки в школе перестали дразнить его. В доме махдума его не обременяли работой, потому что здесь все делали школьники. После уроков он играл с маленькой Рано, забавлял ее.