Абдулла Кадыри - Скорпион из алтаря

— Скорей садитесь!..

Это был Рахим. Он помог Анвару взобраться на коня. Анвар вынул ногу из стремени, подозвал Рано, и она села сзади него; другой конь был предназначен для Рахима с Шарифом.

Анвар снова оглянулся на стену. Наверху все еще маячили две тени. Он махнул им камчой и тронул коня.

Проехав немного, они заметили в густой тени другого дерева крытую арбу. Оттуда навстречу всадникам вышел Кобил-бай. Рано и Анвар пересели на арбу, а Рахим взял своего коня. Арба выехала на дорогу. Рахим и Шариф сопровождали ее верхом.

Колеса арбы, обитые железом, ударились о камни. «Шак-шук, шак-шук», — стучали они. Удаляясь, всадники и арба становились все меньше и меньше и вскоре исчезли из виду за широкой грудью степи. Лишь откуда-то издалека раздавался затихающий стук колес…

Историю мирзы Анвара я услышал от своего покойного отца. Бежав из Коканда, мирза Анвар поселился в Ташкенте и прожил несколько лет в знаменитой махалле Эски-джува. В то время там стоял наш дом, и мы были с ним соседями. Вот что рассказал мне отец:

— Вокруг шли толки: «Из Коканда приехал какой-то писарь и снял себе квартиру там-то и там-то». Я уже был несколько наслышан о нем, а видеть не видел. Как-то, в один из дней поста, когда после моления все вышли из мечети, суфи сказал нам: «Писарь Худояр-хана приглашает всех на разговенье». И вот мы — а было нас примерно двадцать человек — пошли к нему.

В одной комнате и на айване были разостланы дорогие ковры, разложены курпачи, расставлены вкусные яства… Когда все расселись, в дверях появился красивый джигит. «Добро пожаловать», — приветливо сказал он. Это и был мирза Анвар. Мы отведали угощений и спросили хозяина, как ему у нас живется, здоров ли он. «Да вот захотелось мне стать ташкентцем», — рассмеялся он.

Мирза Анвар приготовил любимое блюдо ташкентцев — норин [103], и мы отдали ему должное.

Незадолго до благодарственной молитвы мулла и с ним еще несколько человек вышли из комнаты. Мы удивились, не понимая, что это значит. Но они вскоре вернулись. Когда же убрали все блюда и наступило время фатыхи, перед муллой поставили чашу с водой, и он начал совершать брачный обряд. Все были поражены до крайности. Оказывается, мирза Анвар женился на какой-то девушке. Мулла прочел никах [104], а затем мы все помолились за счастье молодых супругов и разошлись, не переставая удивляться такому необычному обряду бракосочетания. Вскоре с мирзой познакомились еще некоторые мои друзья. Мы стали приглашать его в гости, и вот на одной из таких встреч он и рассказал свою историю, немало поразив нас. С тех пор все мы еще сердечнее относились к нему.

По словам отца, Анвар жил в Ташкенте совершенно спокойно. Худояр был бессилен схватить его там, так как Ташкент находился в руках русских. Анвар очень нуждался, работал писарем у разных баев, но не всегда был обеспечен работой. Года через два он вдруг получил от Худояра грамоту, возвещавшую о том, что хан дарует ему прощение. Устав от вечной нужды, Анвар и Рано, долго не раздумывая, решили вернуться в Коканд. А месяца через четыре после их возвращения на родину кто-то приехавший из Коканда сообщил, что Анвар казнен.

Отец не знал, за что его казнили: то ли ему припомнили старое, то ли «грамота о прощении» оказалась не более чем очередным коварством муллы Абдуррахмана.

Я поехал в Коканд, чтобы собрать материал для этой книги. Говорил со старожилами. Среди них был один старый писарь, который хотя сам и не работал в ханской канцелярии, но знал многих писарей оттуда. По его словам, Анвар не был казнен, он намного пережил Худояра и умер своей смертью.

Так и застряв между двух версий, я вынужден столь неопределенно закончить свой рассказ о том, что же произошло впоследствии с мирзой Анваром.

Абдулла Кадыри (Джулкунбай)

15 февраля 1928 г.,

Ташкент.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

По-узбекски роман называется «Мехробдан чаён», что буквально означает: «Скорпион из михраба». Михраб — ниша в мечети, указывающая сторону, в которую обращаются лицом мусульмане во время молитвы. У михраба молится священнослужитель — имам; это почитаемое мусульманами место, по значению его можно уподобить алтарю.

Улак— конноспортивное состязание, участники которого вырывают друг у друга козлиную тушу. Выигравшим считается тот, кто доскачет с тушей до финиша. По техническим причинам разрядка заменена болдом (Прим. верстальщика)

Махдум— почтительное название мусульманских духовных лиц и их родственников мужского пола.

Даже в 1875 году, когда Худояр бежал из Коканда, где ханом был провозглашен его сын Насреддин, «при нем оказалось около 70 жен и 645 близких слуг и сарбазов», то есть воинов, телохранителей. А. Диваев, Последние дни Худояр-хана. — «Туркменские ведомости», 1916, № 20, стр. 2.

Стихи здесь и в тексте переведены Ю. Нейман.

«О содержании романа» и главы 1–30 переведены В. Смирновой; главы 31–57 и «О последующей жизни мирзы Анвара» переведены Л. Бать.

Таньга— серебряная монета, достоинством в 20 копеек.

Айван— крытая терраса.

Чорак— мера веса, в Кокандском ханстве равнялась двум килограммам.

Кавуши— кожаные калоши.

1230–1290 годы хиджры— мусульманского летосчисления — соответствуют 1814–1873 годам н. э.

Алим-хан и Омар-хан— кокандские ханы, первый из них правил в 1800–1809 годы, а второй — в 1809–1822.

Медресе Мадали-хана— высшее духовное мусульманское училище, основанное кокандским ханом Мухаммедом Али (Мадали-хан), правившим в 1822–1842 годы.