Альфред Коппард - Песнь в мире тишины [Авторский сборник]

— Нет, это вам. Выпейте-ка, — потребовал он, и она послушно сделала несколько глотков.

— Я все сделал… все сделал, — сказал Харви. — Теперь ей хорошо.

Девушка посмотрела на него благодарным взглядом и молча протянула стакан.

— Нет, это вам, — отказался он.

Но она стояла перед ним в тусклом свете свечи, подняв на него свои удивительные глаза, и словно молила: «Выпей!». Он взял из ее рук стакан, залпом осушил его и поставил рядом со свечой на комод.

— Ей сейчас хорошо. А вот вы… Я очень вам сочувствую, Мэри, — сказал он с неуклюжей ласковостью. — Сколько на вас сразу свалилось…

Она стояла неподвижно, как восковая фигура, словно она тоже умерла и застыла с протянутой к нему рукой. Глаза ее смотрели так пристально, что он отвел свои и еще раз оглядел комнату: умывальник, свеча на комоде, розовая гравюра. Ветер яростно трепал плющ за окном, словно гигантский хлыст свистел по спинам рабов.

— Вам нужно сообщить в мэрию, — напомнил он. — Но сначала надо доктора.

— Я ждала его весь день, — прошептала Мэри, — весь день. Скоро придет сиделка. Она на ночь пошла домой поспать. Мама болела всего неделю.

Мэри повернулась к постели.

— Вот как? — сказал он глухо. — Бог мой, значит, она умерла внезапно.

— Нужно поговорить с доктором, — продолжала Мэри.

— Давайте и отвезу вас к нему на моей двуколке, — с готовностью предложил Харви.

— Не знаю, можно ли, — Мэри была в нерешительности.

— Ну конечно. Собирайтесь же, — он помедлил. — Мне не хотелось бы вмешиваться в ваши дела, Мэри, и вообще это меня не касается, но как вы собираетесь жить дальше? У вас есть какие-нибудь родственники?

Девушка покачала головой:

— Нет. Никого.

— Плохо. Что же вы думаете делать? В каком состоянии она оставила вам ферму — кажется, последнее время дела шли неважно?

— Нет, напротив. — Мэри быстро взглянула на него. — Мама оставила мне большое наследство.

Я буду хозяйничать на ферме. У меня ведь есть работники — старик и парень. Сегодня они ушли на свадьбу. Я буду хозяйничать здесь. Мама так заботилась обо мне; я не хочу бросать ее ферму. Мне здесь хорошо.

— А справитесь вы одна?

— Нет, конечно. Найму кого-нибудь, кто будет работать и вести хозяйство.

— Вот как.

Они снова помолчали. Девушка подошла к кровати и приподняла одеяло. Она увидела привязанную руку и бережно накрыла тело с головой. Уитлоу потянулся за шляпой. Он поймал себя на том, что смотрит на розовую гравюру. Мэри взяла с комода свечу, чтобы посветить ему.

И тогда Харви наконец решился.

— Знаете, она просила меня жениться на вас, — выпалил он.

Она отвела глаза, но он догадался — почувствовал, что она знала об этом.

— Я часто спрашивал себя, почему она этого хотела, — пробормотал он.

— Она вовсе этого не хотела, — сказала Мэри.

Харви удивленно взглянул на девушку и в замешательстве принялся теребить обтрепанные поля шляпы.

— Говорю вам, она просила меня, — повторил он сердито.

— Мама знала, — еле слышно продолжала Мэри, — что у вас есть другая девушка, та, на которой вы потом женились.

— Но… но если она знала… — запинаясь, проговорил честный Харви, — если она знала, зачем же она хотела, чтобы я женился на вас?

— Она не хотела, — повторила Мэри. Снова наступила пауза, он снова принялся теребить края шляпы. Как Мэри застенчива, как трогательна в своем горе!

— Ничего не понимаю, — сказал он. — Но она просила меня. Клянусь вам, просила.

— Знаю. Это я хотела, чтобы она поговорила с вами.

— Вы! — воскликнул Харви. — Вы хотели выйти за меня?

Девушка опустила голову, такая застенчивая, такая трогательная в своем горе.

— Она не хотела, — повторила она. — Это я упросила ее поговорить с вами.

— А я и не предполагал, что мог вам понравиться, — пробормотал он. — Думал, она просто решила разыграть меня. Я не понял. Мне и в голову не приходило, что вы можете знать об этом. Поэтому-то я и молчал.

— Жаль. Очень жаль. Вы мне тогда очень нравились, — прошептала Мэри. — Мама пыталась отговорить меня, но вы мне очень нравились… тогда.

Он стоял подавленный и растерянный.

— Ах, если бы вы только бросили мне словечко, намекнули взглядом, что ли, — вздохнул он. — Ах, Мэри, Мэри!

Она не ответила и молча начала спускаться. Он последовал за ней и тотчас пошел к повозке за фонарями.

— Как странно, что вы вернулись как раз в тот, день, когда я больше всего нуждалась в помощи, — сказала Мэри, глядя, как он зажигает свечи. — Я очень вам благодарна.

— Я отвезу вас к доктору, Мэри.

Она покачала головой. Лицо ее освещала улыбка.

— Нет, я дождусь сиделку.

— Вам надо съездить за доктором. Поедемте сейчас.

Он взял фонари и уже у двери, обернувшись, сказал:

— Завтра я опять приеду.

В комнату ворвался ветер.

— До свидания, — крикнула она, запирая за ним дверь.

Он ехал в кромешной тьме. Дул ветер. Голову сверлили странные и горькие мысли. Он сам оттолкнул от себя любовь — любовь безмолвную, пугливую. Боже мой, он отказался от такого состояния! Да, ведь он же забыл о цели своей поездки! Он же ехал занять денег! А, будь что будет, обойдется он и без этих денег. Надо бросить торговлю и найти себе другое занятие. Лучше стать управляющим на ферме. Работать и вести хозяйство. Это ему вполне по душе, работать и вести хозяйство. Правда, он женат на Софи… А, да что там… Эх, Софи!

Перевод М. Шерешевской

Вероника Парр была счастливой находкой для своих подруг; она звала их Моргушка, Мигушка и Кивок [24] Моргушка, Мигушка, Кивок (Winken, Blinken, Nod) — неразлучные подружки из английской детской песенки. . Все три не могли жить друг без друга, а к Веронике относились с покровительственной нежностью. Они называли ее милочкой, считали ее простушкой и находили, что судьба явно благоволит к ней. Эти три молодые женщины были деловые лондонские женщины и служили в солидных лондонских конторах, а у Вероники был папа-вдовец, занимавший какой-то важный пост в управлении торгового флота (отдел насосов и подзорных труб), и это вынуждало его так много путешествовать по океану, что он с радостью ассигновал своей единственной дочери сто пятьдесят фунтов в год, с тем чтобы она могла жить, где ей захочется, вполне добродетельно и не доставляя ему хлопот. Он дал ей свое благословение.

— Веди себя как следует, — сказал он. — Второй раз девушкой не станешь, да будет тебе известно.

Так случилось, что Моргушка, Мигушка и Кивок поселили у себя Веронику — они звали ее Парри; и она начала подыскивать себе какое-нибудь легкое, приятное занятие. Как-то так выходило, что она не могла найти ничего подходящего. Вероника была очень недурна собой, белокурая, как скандинавка, с нежным цветом лица и прелестной фигурой, но эти выгодные качества тускнели из-за ее вялого характера и какой-то душевной робости, которая привела к тому, что в бесчеловечной деловой среде Веронику сразу зачислили в разряд тупиц. И хотя тысячи тупиц великолепно устроены в деловом мире, проникнуть туда просто в качестве тупицы не так-то легко. Оставалась возможность стать агентом по приему заказов на меха и белье на условиях оплаты в рассрочку, либо по сбыту сигарет на каких-то неопределенных условиях, либо угля на весьма зловещих условиях, или, наконец, стать страховым агентом на самых что ни на есть невыносимых условиях. Если бы не три ее подруги, Вероника охотно воспользовалась бы любой из этих возможностей или всеми сразу, но, к ее огорчению, они возражали очень резко, чтобы не сказать больше. И так получилось, что Вероника попросту сидела дома, читала книги и понемножку занималась рукоделием. Дом, где они жили, стоял на площади в Чизуике. Он был старый и неудобный, но отличался какой-то допотопной изысканностью и аристократизмом; даже окна в нем мыл тот самый человек, который мыл их еще четверть века тому назад. В квартире были две спальни, одна большая общая комната и маленькая кухня с черной плиткой, белой раковиной и темным шкафчиком, куда по временам забиралась страшная мышь и обгрызала мыло, пахнувшее опопанаксом.