Альфред Коппард - Песнь в мире тишины [Авторский сборник]

На первый взгляд, Сэм решительно ничего не представлял собою, и Мег отворотила нос, да еще фыркнула тихонечко. Лицо его уже много дней не знало бритвы, и подбородок весь зарос золотисто-желтым пухом; но когда он смыл грязь, побрился и натянул воскресный костюм Фреда, то оказался не так уж плох. У него были голубые глаза, и, надо сказать, малый силен был, как медведь.

— Устраивайся как у себя дома, парень, — сказал Джордж Харман, — и давай выкладывай свои новости.

Но молодой человек был немногословен; что уж там мог он поведать, а то, что мог, никому здесь не было интересно. Неделя за неделей ходил он на фабрику, вел себя степенно и благонравно, и понадобилось не больше месяца, чтобы он почувствовал себя совсем как дома, можно сказать — членом семейства Харманов. Однажды вечером он принялся ухаживать за Мег и поцеловал ее. Она оттолкнула его, но не рассердилась.

— Обойдемся без этого, молодой человек, — сказаа она. — Каждый должен знать свое место, а уж мое-то всегда при мне останется.

Он усмехнулся.

— Чего уж там воображать из себя, Мег, дорогая.

Она не ответила.

— Ведь вы сами меня на это вызвали , — добавил он.

Кухня была маленькая, свободного места было не много, и там сновала Мег, делая свои дела. Потолок в комнате провис, огромный камин занимал целую стену, по бокам возвышались поставцы. Большая черная кухонная плита имела щегольской вид — топка была снежно-белая, решетка мерцала, подобно шеренге хорошо вычищенных ножей. Два-три пустых оловянных кувшина на высоком платяном шкафу поблескивали по обе стороны часового циферблата с опрятностью, говорившей о добросовестной бережливости хозяйки.

Джордж Харман все вечера проводил в рабочем клубе. Время от времени от уговаривал Сэма составить ему компанию, по молодой человек чаще всего предпочитал оставаться дома и играть в шашки либо крибедж с Мег или слушать радио, пока девушка занималась шитьем или вязала. Случалось, он приглашал ее в кино или они ходили гулять, и тогда он покупал ей помадных конфет, книжку за два пенса, а то и какую-нибудь безделушку пенсов за шесть. Чувство его к ней на самом деле становилось все сильнее и глубже, да и Мег он тоже начинал нравиться; так все и шло, мило и благонравно, порядочно времени.

Но всему на свете приходит конец — такова жизнь! — подошла к концу и работа Сэма на фабрике. Был он когда-то бесшабашный, лихой парень, этакий перекати-поле, теперь он поневоле остепенился и даже приберег фунт-другой на черный день. По утрам вставал он как можно раньше и принимался рыскать по городу в поисках новой работы. Но тем же самым занимались еще девятьсот девяносто девять вконец отчаявшихся мужчин, и все они были против него; против него было время, против него была удача, казалось, дьявол собственной персоной ополчился на него. «Нет бога, не то уж я бы выколотил у кого-нибудь хоть какую-то работенку!» Но работа не падала с неба в его протянутые руки, и приходилось только сожалеть о том, что надо собираться и уходить. Сбережения скоро растаяли, никаких надежд отыскать работу где-нибудь поблизости не оставалось, а он все не решался уйти от Харманов и поискать свое счастье где-нибудь еще. Теперь Мег платила за них обоих в кино и покупала ему сигареты. Джордж Харман становился все более скуп и намекал дочери, что, дескать, пора бы Сэму сдвинуться с места. Мег не слишком доброжелательно принимала эти намеки — теперь ей не хотелось потерять юношу. Но по мере того как недели шли одна за другой, а Сэм по-прежнему был без работы, да и без надежд получить ее, отец перешел к прямым и недвусмысленным высказываниям по поводу полной никчемности Сэма.

Однажды воскресным утром Сэма не было дома. Мег чистила картофель в кухне, Харман был тут же — брился над раковиной. Он надел чистую клетчатую рубашку, спущенные подтяжки свисали с его бедер. Тсс-тсс-тсс — скребла бритва. Он вытер пену с лезвия и сказал:

— Что до мистера Сэма, то с меня хватит. Лучше бы ему убраться отсюда, не то как бы один из нас в беду не попал.

— Ну куда он уберется! Право же, отец, не может он уйти от нас, — вступилась Мег.

— Никто его здесь не держит, — возразил папаша, вновь берясь за бритье.

— Ему некуда идти, даже в Йоркшире у него никого не осталось. Во всем мире у него нет дома, отец!

— Вот и пускай построит его себе, дочка. И ладно будет.

— Но ты должен помочь ему пристроиться здесь, — взмолилась она.

— Нигде он не пристроится, Мег. У таких, как он, не получается это. Знаю я их, дочка! Тунеядство одно, вот что я тебе скажу.

— Он так мало ест, что едва ли стоит нам денег.

— Ой ли! В хорошие деньги встает нам этот парень.

— Разве что лишний пенни, отец, только и всего. Уж я-то позабочусь об этом.

Он перестал бриться и пристально посмотрел на нее; щеки его, выбритые наполовину, были красны, на лезвии сохла пена.

— Послушай-ка меня, дочка. Я свой шиллинг поделю с кем хочешь, только бы характер был у того человека, да так я и делаю, а ты перестань кудахтать… Тунеядство одно!

— Но он никому не мешает, — сказала она жалобно.

— Не мешает, говоришь? — Он окинул ее проницательным взором. — Я не так уж уверен в этом.

— Говорю, он не мешает нам, — повторила Мег.

— Ну и что? Раз я не хочу — значит, все! Скажешь ему — пускай убирается.

— Нет! — возразила она резко. — Говори с ним сам.

В общем, он поговорил с Сэмом, и тот ответил:

— Ладно, хозяин, спасибо вам за все; я уйду.

Но он не ушел — ни в тот день, ни назавтра, ни послезавтра, и каждый вечер, возвращаясь домой с работы, Харман все еще заставал Сэма поблизости от Мег — бывало, она сидит за вязаньем, и они так уютно беседуют с глазу на глаз либо в шашки играют друг с дружкой. Харман не возобновлял разговора об уходе Сэма. Наступил четверг. Придя домой, Харман застал привычную картину — дочь за вязаньем, и молодчик этот рядышком с ней. Поднявшись с места, Мег сняла с плиты сковородку, и вскоре перед отцом очутилась тарелка с сосисками. Харман был голоден и ел с жадностью. Раздражен он был сверх всякой меры.

— Всё еще здесь? — обратился он к Сэму; голос его звучал угрожающе.

Сэм беспомощно взглянул на него.

— Я все насчет работы пытал, мистер Харман, так старался найти хоть что подходящее, да, видно, нет ее для меня в этом городе.

— Ах, вон оно как, значит, — протянул Харман. — Ну вот что, парень, мне тошно, прямо-таки тошно от всего от этого. Понятно тебе, что это значит? Я напрямик говорю.

Сэм пробормотал, повесив голову:

— Вот уж не знал я, что вы так считаете… Вы всегда были добры ко мне. Я думал… ну, думал я, в общем…

— Мало ли чего ты думал, — выпалил Харман грубым и резким тоном. — Хоть думай, хоть нет — мне все едино. В твоем мнении тут не нуждаются, парень.