Станислав Рудольф - Дальтоник

Метров сорок дареной ткани еще осталось. Камил притащил ее в учительскую и спросил: «А это куда?» Директор Ян Ракосник беспомощно пожал плечами. Убрать? Вернуть шефам? Они сочли бы это за оскорбительную бестактность. И он согласился на предложение Бенды — разделить ткань между учителями. Почему бы им не получить от шефов подарка! Разве не таскают они ребят на всякие их мероприятия? Если подарок предназначен школе, то ведь школа — это не только ученики, но и учителя, уборщицы, школьный сторож! Итак, тому, кто хочет, выделить по три метра. Божена Кутнаерова сбегала в кабинет за большими ножницами и разрезала ткань на куски. Кто отказывается? Камил! Он холостой, на что ему? Каплирж! Этот бездетен, а его жена навряд ли наденет на себя такую пестрятину. Губерт, естественно, тоже отказался. Он никогда и ничего не хочет, одинокий бегун на дистанции строптивости! Остальные возьмут. И товарищ директор Ян Ракосник тоже отказываться не станет.

Адамцева накинулась на Эву Мокру:

— Скажи на милость, тебе-то зачем? Ты меня просто удивляешь, на что тебе эта тряпка? Ты ведь все покупаешь на валюту!

Эва, удивленно взглянув на нее, не стала торопиться с ответом.

— Я… с чего ты это взяла?

Адамцева уже запихивала свой сверток в хозяйственную сумку: она сошьет обоим внучатам рубашки, выкройку возьмет у Божены.

— Не станешь же ты убеждать нас, что Омар не посылает тебе долларов! Или чего-то там еще!

Эва с вымученной улыбкой ответила:

— Прикажете поклясться, что я действительно ничего от него не получаю? Ведь я даже не знаю, где он и что с ним!

У Эвы было огромное желание швырнуть эту несчастную тряпку, но она просто не вправе сделать этого. Мать что-нибудь сошьет из нее маленькой Радке. Если освободится наконец место в детском садике, девочке понадобится новая юбка и блузочка. И Эва проглотила бестактный упрек. Камил наблюдал за ней от дверей и видел, как она старается взять себя в руки, чтобы не сказать Адамцевой что-нибудь язвительное.

На следующий день разразился скандал. Забыли Либуше Лиеманову. Она была у врача, когда Кутнаерова делила пеструю ткань.

Либуше стала упрекать Пудилову в неискренности и коварстве. Чуть что доброе — о ней и не вспомнит. Все наперебой стали предлагать ей свои отрезы.

— Нет! — оскорбленно заявила она и засеменила в свой класс на первый этаж.

— Когда же ты нам покажешься в новом туалете? — спросила на переменке Кутнаерова у директора Яна Ракосника.

— Я… вероятно, после рождества, если ты имеешь в виду дареную женой рождественскую рубашку. А ту ткань я разрезал на три части. Понадобилась для музея — подложить что-нибудь яркое под экспонаты.

Присутствующие при этом женщины застонали: какая, мол, жалость! Но директор Ракосник настаивал, доказывал, что именно эта ткань будет в музее на месте. Конечно, все для музея! Он и всю школу охотно бы переселил туда и сам перебрался! Никак в толк не возьмут, почему его, одетого всегда с такой элегантностью, занимает старое барахло и грязные тряпки, которые таскает в его кабинет детвора из окольных деревень…

Камил наклонился над Миленой и там, где угадывал ямку на ее шее, нащупал пуговку обтягивающего свитерка. Милена легко приподнялась на локтях, помогая раздеть себя. Он целовал ее обнаженные плечи, потом его губы поползли ниже и ниже… Камил ощутил плотную кожу живота и холодный металл молнии на ее джинсах. Он поднял голову и одним движением расстегнул ее…

Рядом с ним тихонько всхлипывала черноволосая богиня.

Вечерний скорый прибыл в Тынец с пятнадцатиминутным опозданием. Перед вокзалом он дал короткий гудок, потом послышалось шипение пневматических тормозов и сбивчивое постукивание колес. Поезд подъехал к перрону. Власта Пудилова тут же вылезла из автомобиля и, дрожа от холода и напряженного ожидания, вошла в зал, обходя скамьи, поставленные посредине в два ряда. Остановилась она только на перроне. Ее муж немного повозился, запирая машину, и добрался туда минутой позже. Оба следили за открытыми дверями вагонов, в которых тут и там уже мелькали пассажиры.

— Вот он! — воскликнул Пудил, тыча пальцем в направлении идущего поезда и заторопился, чтобы встретить сына. Но не успели они добежать до первого вагона, как Станя уже сам шел им навстречу. Он приближался, освещенный холодным светом вокзальных ламп, в своей короткой спортивной куртке с меховым воротником и бежевых модных брюках, с небольшим чемоданчиком в руках, застегнутым на две красивые пряжки, и Власта Пудилова отметила про себя, что ее сын весьма импозантен и все ему чрезвычайно идет. Выскажи кто-нибудь из посторонних подобное мнение, Пудилова восприняла бы его с еще большим удовольствием.

— Ну как? — спросили оба родителя, обнимая сына. — Как ты сдал?

— Не знаю… — ответил Станя, и по его тону можно было безошибочно догадаться, что он не слушает пространного рассказа отца. У перекрестка, где освещенные указатели делили улицу на три потока, Станя попросил:

— Сверни направо, папа!

— Ты куда это собрался?..

— В больницу, к Миладе!

— Тебе что, необходимо видеть ее прямо сейчас? До завтра не дотерпишь?

Пудил обернулся к жене. Нерешительный, как обычно, увидав, что Власта не реагирует, он включил указатель и свернул направо.

До самой больницы Пудиловы ехали молча. И только когда машина затормозила у проходной, окна которой светились в темноте, Станя спросил у родителей:

— Может быть, зайдете со мной?

Пудил повернул ключ зажигания, мотор тут же умолк, он оперся локтем о руль и добродушно заметил, что времени у них много, до дома рукой подать, пускай Станя бежит один.

Мать задумчиво смотрела в окно.

Станя не стал дожидаться, выскочив из машины, на секунду остановился у открытого окошка, за которым возникла шапка вахтера, что-то ему сказал и побежал по дорожке, ведущей через парк к корпусу «В», где сегодня у Милады было ночное дежурство.

— Ты что, мать, надулась, как мышь на крупу? — заговорил Пудил. — Радуйся, что парень экзамен сдал.

— Не лезь, куда тебя не просят! — отрезала Власта.

— Ты только сейчас узнала, что у сына есть девушка?

Пудилова не отвечала, давая понять, что не станет тратить на его выпады ни одного слова. Она подняла воротник пальто. Ночной холод давал себя знать.

— Включи печку!.. — приказным тоном бросила она.

Пудил крутанул ключ и включил печку, и сразу же ноги обласкал теплый ветерок.

— Ты все еще надеешься, что парень будет держаться за твою юбку до самой пенсии! И в армию с ним пойдешь, что ли? — Эта мысль, видимо, совсем вывела его из равновесия. Он включил радио, послышался сильный треск, но он все время вертел и вертел ручку, пока не нашел станцию, которая передавала репортаж с хоккейного матча. Папаша Пудил сосредоточенно слушал. Когда Станя возвратился, он доложил: