Станислав Рудольф - Дальтоник

Анечка кивнула головой.

— А ты пробовала через Министерство иностранных дел?

— Пробовала! И не раз! Там сказали, что у нас нет с ними дипломатических отношений. Порвали три года назад. Поначалу хоть почта приходила, а сейчас даже не знаю, жив ли Омар…

— Ты должна надеяться, Эва! — утешала ее Бржизова.

— Сколько времени прошло…

— Что мне им говорить? — испуганно шепнула Геленка Боубеликова Каплиржу. Прскавец продолжал просматривать столбцы объявлений.

— Кому? — с любезной улыбкой повернулся к Геленке Каплирж.

— Родителям!.. Я их боюсь!

— Оценки в журнале у вас выставлены? Ну хоть какие-нибудь?

— Я их вызывала, но у мальчиков все время уважительные причины. Тренировки или болезни! У некоторых учеников нет еще ни одной оценки в четверти.

Каплирж стряхнул пепел с сигареты и снисходительно усмехнулся:

— Вам, уважаемая коллега, не следовало бы им так слепо доверять!

— Но у них записки с подписью родителей, — возразила молодая учительница.

— А вы попросите родителей этих негодников поставить свою подпись на чистом листе бумаги и сверьте с подписями на записках.

— Вы полагаете… что они… могут меня обманывать?

Каплирж поднял руки вверх.

— Не полагаю. Знаю! Они испытывают вас, как уже испытали каждого учителя. Не бойтесь, Геленка, я закончу со своими пораньше и зайду к вам.

— Очень, очень прошу вас! — Геленка заморгала длинными ресницами, обрамляющими ее миндалевидные глаза.

В учительскую вошла Ивана Раухова. Следом за ней — Бенда.

Пионервожатая хромала — результат неудачной операции после тяжелой автомобильной аварии. Припадая на ногу, она тащила, прижав к груди, коробку, в которой что-то погромыхивало. Бенда сразу направился к своему столу, открыл ящик и стал складывать тетради и листки с какими-то записями, сделанными красными чернилами.

Иванка, помахав рукой Губерту Влаху, направилась к нему:

— Губерт! — кричала она еще издали.

Он поднял глаза от книги. Дома не почитаешь, не хватает времени: норки занимают каждую свободную минуту. Иногда удается прочесть страничку-другую в автобусе, если, конечно, едет один, а не с Даной. Или здесь, в учительской. Губерт ждал, пока подойдет Иванка.

— Губерт! Ты нам, конечно, поможешь! — кричала она так, будто ни секунды не сомневалась, что усатый-бородатый коллега не сможет отказать.

— А в чем дело?

— Ты поведешь один из кружков? Природоведение!.. Столько ребят записалось! Двумя кружками будут руководить военные. Возьмешься, Губерт?!

Губерт заложил книгу узенькой бумажной закладкой и только тогда захлопнул ее.

— Нет.

Губы Иванки растянулись в удивленную, почти детскую улыбку.

— Ты шутишь! Кружок всего раз в неделю. Время назначишь сам. Ребята к тебе приспособятся…

— У меня его нету, этого самого времени!

Иванка, став вдруг серьезной, положила коробку на стол рядом с собой.

— Ты, я полагаю, несколько преувеличиваешь свою занятость?

Губерт Влах, нащупав в кармане сигареты, вынул одну из пачки и сунул в рот. Потом, хлопая себя по карманам, в поисках зажигалки, сказал:

— Для тебя, Иванка, если понадобится тебе лично, я сделаю все, абсолютно все. Но для мероприятий такого рода у меня времени нет! — Он поднес зажигалку к кончику сигареты, чиркнул и прикурил от ярко вспыхнувшего язычка.

— Уговаривать не стану! — отрезала Иванка и с коробкой, громыхающей, словно пасхальные колотушки, прохромала к окну, где о чем-то беседовали Камил и Божена Кутнаерова. Губерт выпустил ей вслед тяжелое облако дыма.

Адамцева, расстелив бумажную салфетку, клевала, как цыпленок, крохи завтрака. Ее взгляд упал на взволнованного Бенду, который рылся в своем столе.

— Ты что-нибудь ищешь, Франтишек?

— Угу, — прогудел тот, выкладывая на стол обложки тетрадей, две коробочки пастели, остатки мела и клубок силоновых ниток. — Пистолет. Отобрал на прошлой неделе у Куделки из седьмого «А». Собирался сейчас вернуть его отцу.

— Куделка-отец, кажется, сотрудник СНБ [3] СНБ — корпус национальной безопасности. ? — припомнила Адамцева.

— Нет. Но дома у них такого барахла хватает — так по крайней мере утверждает мальчишка. — Бенда оторопело упер обе руки в бока: — Ага! — вспомнил он. — Да ведь эта пушка у меня в кабинете. — Он торопливо сбрасывал свое имущество обратно в ящик. Адамцева тем временем отыскала в салфетке кусочек ветчины и, положив его в рот, стала тщательно пережевывать.

— Как дела у Златко? — вспомнила она. — Скоро придет в школу?

Бенда отрицательно покачал головой:

— Все еще температурит.

— У некоторых детей к прививкам — аллергия…

— Позавчера пришлось вызывать неотложку. Температура поднялась выше сорока, начал бредить, врач сделал укол, и только после укола он успокоился…

Учительница ободряюще сказала Бенде-отцу:

— Через несколько дней будет опять как огурчик. А что он делает, читает?

Бенда огляделся, словно не желая, чтобы его услыхал кто-нибудь еще.

— Читает и считает…

— Не страшно, если он немножко обгонит остальных по математике! Ему ведь придется догонять по письму. У него плохо получается буква «у».

— Я боюсь, что он намного опережает остальных…

— Неделя-две — и сравняется, не волнуйся, Франтишек.

Директор Ян Ракосник появился в учительской вместе со звонком. Он легонько стукнул в ладоши и провозгласил:

— Итак, уважаемые, по классам!

Милош Лекса поглядел на часы. Да, ровно половина пятого. Собрание в своем классе он проведет самое большее за час. В шесть его будет ждать Нина. Они уже договорились. Девчонка наверняка что-нибудь придумает и удерет из дому. Мысль о светловолосой девушке приятно волновала его.

По лестнице в поисках нужных классов все еще торопливо сновали родители. Камил посоветовал какому-то растерянному папаше искать Анечку Бржизову на первом этаже.

— Настоящая психбольница! — улыбнулся он Ирене. Их классы находились по соседству, на третьем.

— Вы когда вернулись из той общаги? — спросила она.

— Где-то сразу после двенадцати! — быстро ответил Камил и замолол без остановки, не давая Ирене вставить ни слова: — До того умотались! Микрофон барахлил целый вечер! Можно сказать, работали совсем без техники, представляешь? Ведь надо, чтоб, громко, на полную катушку…

Ирена перебила его:

— Мирек ехал с тобой?

— Ага, — подтвердил Камил, — он тоже дошел до ручки! Рад был до смерти, что отыграли и смотались! Послушай, Ирена, эти собрания родительского комитета — чистый цирк, да и только, тебе не кажется?

— Значит, потом Мирек отправился домой?..

— А то куда же?.. Постой! В котором же это было часу! Максимум — в половине первого!

До третьего этажа оставалось еще две ступеньки.