Станислав Рудольф - Дальтоник

— В чем дело? — спросила она.

Яромир шмыгнул носом, как будто позабыл носовой платок, потом, сморщившись, уныло произнес:

— Прошу тебя — не говори ничего нашим!

Станя, в чем, впрочем, можно было и не сомневаться, сдал последний экзамен успешно. Предстояла защита диплома, но это уже мелочь, которую он сбросит играючи. На крушетицком вокзале его встречали родители и Милада. Пудиловы, как обычно, приехали на машине, Милада на часок удрала из больницы, где у нее было сегодня ночное дежурство, чтоб облобызать его и шепнуть на ушко, что весь день за него «болела». Она и Пудиловы торопливо шли навстречу Стане по перрону, а он, бедняга, не знал, кого поцеловать в первую очередь. Естественно, первой стала мать. Он обнял ее, выдержал отцовский шлепок по спине и наконец, уже не стесняясь родителей, обнялся с Миладой. Они условились, что завтра же Станя приедет за ней в Тынец: у Милады весь день и ночь свободны, можно будет куда-нибудь съездить поразвлечься, если, конечно, отец даст машину.

Пудиловы подбросили Миладу к больнице, чтоб ей не топать через весь город пешком. Пудил выпустил ее, она пожала своим будущим родственникам руки, поблагодарила, чмокнула Станю и пролезла под опущенным шлагбаумом у проходной на территорию больницы. Пальто распахнулось, и все трое увидали на ней белый сестринский передник.

— Она хорошо выглядит! — сказал Пудил, когда машина уже тронулась с места.

— Я тоже так считаю… — согласилась Пудилова и тут же нетерпеливо обернулась к Стане, ожидая его рассказа о том, как проходил последний экзамен.

— Ну как? Рассказывай!.. — подталкивала она сына.

— Как?.. Да все нормально! — пресек он ее расспросы. У него не было никакой охоты докладывать ей подробности. Ему уже до смерти надоели бесконечные домогательства матери. Хотелось думать о Миладе, он досадовал, что только завтра они смогут остаться наедине, Милада, правда, будет усталой, невыспавшейся, но завтрашний день и вечер принадлежат только им двоим. Станя всем своим существом ощущал, как ее любовь окрыляет его. Даже страшно становится, реально ли такое счастье?

В пятницу в ящике, прибитом к калитке, он нашел обычную почту. Среди газет, проспектов с рекламой новых лыжных креплений и фоторевю лежало письмо. Анонимное. Неизвестный доброжелатель интересовался, не вызывает ли у него сомнений тот факт, что Миладины ночные дежурства всегда совпадают с дежурствами доктора Ф.? И советовал поспрошать ненароком на сей счет у кого-нибудь из персонала тынецкой больницы. Ему сообщат немало интересных подробностей, ибо отношения Милады с доктором Ф. давно уже перестали быть секретом, даже для больных.

Никогда в своей жизни Станя не сталкивался ни с чем более грязным. Конверт и письмо он тут же скомкал и бросил в мусорную корзину, но, потом, передумав, достал, старательно разгладил рукой на столе и подверг тщательному изучению. Письмо было напечатано на старой машинке — судя по шрифту, примерно пятидесятилетней давности. Его автор был явно не в ладах с грамматикой: «…отнашения с доктором Ф …сикретом…», две-три буквы были пропечатаны дважды: видимо, пишущий не сразу находил нужную клавишу. То, как на конверте был написан адрес, также свидетельствовало о не слишком большой грамотности доносчика: «Увожаемому пану…» Кроме того, адрес был неправильным. Видимо, автор больше надеялся на знание адресатов почтальоном. Письмо отправлено из Тынца и датировано вчерашним числом.

Станя промаялся весь день. Даже обед, заботливо приготовленный матерью, не вызывал аппетита. Станя думал о Миладе. Неужели, неужели она способна обманывать его? Доктор Ф., о котором сообщал «писатель», — это, конечно, доктор Фролик. Станя пытался представить его себе. Они несколько раз виделись в больнице, когда Станя ждал, пока прибежит Милада. Интересный мужик. Лет сорока. Со Станей они беседовали большей частью об успехах и проигрышах чехословацких теннисистов на международных теннисных турнирах, так как оба давно знали друг друга, встречаясь на кортах. Каждый раз, прощаясь, они шутливо грозились сделать друг другу «сухую», а Милада над обоими подтрунивала. Конечно, доктор Фролик мог стать соперником Стани не только на теннисном корте… Постоянные совместные ночные дежурства в больнице давали ему возможность использовать все выгоды подачи, послать резкий и верный мяч!

Мать, вернувшись из школы, сразу же заметила, что со Станей творится неладное.

— Что с тобой?..

У Пудиловой сегодня был трудный день. Директор Ян Ракосник и его заместитель Гавелка по очереди сидели у нее на уроках. Оценку, как всегда, дали отличную, хотя Ракосник и позволил себе отпустить несколько мелких замечаний, упрекнув ее в том, что вот уже месяц она не проверяла тетрадей. Пудилова сослалась на семейные обстоятельства, и он принял это во внимание. Директор Ракосник похвалил урок стилистики и таблицу, которую она начертила дома на листе оберточной бумаги. Гавелка просидел у Пудиловой всю математику и ограничился тем, что в течение всех пятидесяти минут делал пометки в своей тетради.

Мать быстро пробежала письмо.

— Ну и гадость! — заявила она и брезгливо швырнула бумагу на стол.

— Что мне делать? — Станя был растерян и ждал, как обычно, ее совета.

Власта уселась к столу и опять, взяв письмо в руки, стала читать его без очков, держа на расстоянии и далеко отодвинув руку. Усмехнувшись уголками губ, она покачала головой, словно не веря, что подобную мерзость можно написать.

— Ты слышишь, мама?.. — нетерпеливо настаивал Станя.

— Если хочешь быть уверенным, — мать взвешивала каждое слово, она говорила, глядя прямо перед собой, — спроси у Милады без всяких околичностей. Я бы поступила именно так…

— Ты думаешь?..

Мать поднялась и молча проследовала в кухню, прихватив сумки с начавшими оттаивать продуктами. Она видела, как Станя снимает с вешалки у дверей ключи от машины и бежит в свою комнату, одеться. Вскоре он протопал уже в зимних ботинках к входной двери, потом она услышала скрип гаражных ворот и громкий рев мотора.

Миладу Станя нашел за стиркой. На ней были старые лыжные брюки, а волосы, как у старой бабки, забраны платком. Милада улыбнулась и подставила губы для поцелуя. Станя сделал вид, что не заметил, и Милада сразу поняла — что-то случилось.

— Какие-нибудь неприятности?

Он сел на край ванны и с минуту наблюдал, как в стеклянном оконце стиральной машины бьется в мыльной пене белье. Потом резко поднял голову и, пристально глядя Миладе в глаза, спросил:

— С кем ты вчера ночью дежурила?

— С Аленой, — ответила она удивленно.

— Я имею в виду — из врачей!

Милада выглянула из узкого окошка ванной комнаты в сад и сделала вид, будто усиленно припоминает.