Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

— Кто привезет оружие? — поинтересовался Луис.

— Сенатор Техера. Прио Сам отдал ему приказ.

— А что вы станете делать с оружием?

— Не знаю, просто укрепимся здесь. Можно немного пошуметь.

— Но против танков и полицейских машин вы ничего не сможете.

— Никто и не собирается выступать против них.

— Тогда зачем же оружие?

— Ни за чем, просто надо что-то делать.

— Что значит «что-то»? Либо вы попытаетесь совершить контрпереворот, либо нет. А кто руководит всем этим?

— Никто никем не руководит. Просто ребята возбуждены. Только и всего.

— Тогда я не понимаю тебя, Маркос. И не понимаю, что ты тут делаешь. Совсем недавно ты сам говорил мне, что теперь ты выше всех этих глупостей.

— А ты что тут делаешь?

— Я пришел из любопытства, просто разобраться, что к чему.

— И сражаться не собираешься?

Даскаль мгновение колебался, потом ответил:

— Нет, сражаться я не буду.

— А почему ты не будешь сражаться?

— Потому что, я думаю, это бессмысленно. Один другого стоит: что Прио, что Батиста — одинаковое дерьмо.

— А другой причины нет?

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего.

— Я еще в жизни не брал в руки оружия.

— Ну, это несложно.

— Может, я немного трушу. Ты это имел в виду? Что я трус? Может, и так. Не стану отрицать. Я не люблю насилия. Но скорее всего, я трус. А ты — нет?

— Нет, — сказал Маркос.

— Должно быть, приятно это сознавать и приятно доказать. По правде говоря, эта борьба меня ничуть не интересует.

— Ты всегда остаешься в стороне: будто ты выше всего происходящего и ни во что не вмешиваешься. А на деле просто оберегаешь свой покой.

— Пусть так, но то, что ты здесь, еще более противоестественно. Этого я никак не пойму.

— А ты знаешь, что некоторые даже ринулись в «Колумбию», чтобы присоединиться к перевороту?

— Не знал. Но вполне представляю.

— Это настоящие бандиты. В такой день, как сегодня, все мы должны бы отказаться от эгоизма.

— А ты, почему ты здесь, Маркос?

— Я здесь потому, что я нужен Кубе, сегодня нужен.

— Но это же дерьмо, все дерьмо.

— Ты не понял меня.

— А если кого-нибудь из студентов убьют? Ведь здесь есть и такие, что верят.

— Никто не умрет.

Тучный юноша с прыщавым лицом, задыхаясь, подошел к ним. Ребятам не терпелось: выбрали делегацию, которая пойдет просить оружие у начальника университетской полиции.

— Он вам не даст, — сказал Маркос, — не станет путаться в это дело.

— Он и сказал, что не даст, — ответил толстяк, — но некоторые из наших говорят, что надо бы отобрать силой. Как ты думаешь?

— Не знаю, пойдем, своими глазами посмотрим, что там.

Они вышли из буфета. На улице уже вовсю сияло полуденное солнце, но жара еще не наступила, и мягкий морской ветер шевелил листья лавровых деревьев. Подъехали три машины и остановились на улице, напротив факультета педагогики. Несколько человек вышли из машин и направились к центру площади Каденас.

Узнав их, Маркос Мальгор остановился.

— Давай-ка подождем здесь. Лучше не встречаться с ними, — сказал он.

— Что? — переспросил Даскаль.

Толстяк студент смешался с толпой, окружившей только что приехавших людей.

— Это Масферрер [107] * Масферрер Роландо — сенатор, один из приспешников Батисты. После победы народной революции бежал за границу, принимал активное участие в подготовке интервенции па Кубу. . А второй — Эль Кампесино [108] * Эль Кампесино — прозвище одного из гангстеров, связанных с Масферрером. .

— Тот, что был во время войны в Испании?

— Не понимаю, как он осмелился. Если бы сегодня здесь не происходило то, что происходит, он бы сильно рисковал: у него тут много врагов. Вот в это я уже вмешиваться не стану, — сказал Маркос.

Несколько студентов, отделившись от толпы, сели на лестнице факультета естественных наук. Масферрер, Эль Кампесино и их люди направились к входу в ректорат.

— Я ухожу, — сказал Даскаль.

— Почему? Может, оружие, которое обещал Прио, вовсе и не прибудет.

— Это дело гиблое, — сказал Луис, — и потом, все они одинаковое дерьмо. Сейчас на всей Кубе только Батиста знает, что делает.

Мимо пробежал студент, и Маркос остановил его, схватив за руку.

— Что там такое? Куда ты бежишь?

— Говорят, полки в Матансас и Ориенте капитулировали. Теперь в руках Батисты вся страна.

— Я ухожу, — сказал Даскаль.

— Оставайся, тут ты по крайней мере хоть что-нибудь поймешь.

— Нет, я ухожу.

Он несколько минут постоял в гараже, все еще колеблясь, пока наконец не выбрал автомобиль с частным номером. Вместе с ним сели его брат Антонио и сенаторы Техера и Мехиас. Позади следовала машина с правительственным номером 49, в которой находилась часть личной охраны президента.

Когда они прибыли на место, один из высших офицеров спросил, не отдал ли свергнутый президент каких-либо распоряжений относительно дворца.

— Отдал, — ответил контр-адмирал. — Он распорядился не отражать нападения.

— Теперь ты, должно быть, раскаиваешься, что не согласился на предложение Гарсии Монтеса договориться с ПЕД [109] * ПЕД — Партия единого действия, партия Ф. Батисты, выдвинувшая его кандидатом в президенты на выборах 1952 г. ,— сказала Ритика.

— Немногого стоит такая договоренность, — ответил сенатор Седрон, — вот Кастельянос…

— Алькальд?

— Да… У него было соглашение с Батистой, а несколько дней назад он его нарушил. Вот это самое опасное — Батиста злопамятен и гнева на милость не меняет.

— А какие у тебя с ним отношения?

— Ни плохие, ни хорошие. Мы просто знакомы. Он всегда приветливо со мной здоровался. У меня никогда не было с ним столкновений.

— В таком случае у тебя есть шансы.

— Думаю, что есть.

— Ко-о-фе! — крикнул Маркос.

Седрон вернулся в гостиную.

Совершенно очевидно, что результатом всего этого явилась отмена конституции, получить которую нам стоило большого труда и которую одобрили все делегаты, избранные кубинским народом. Итак, обманута великая мечта о народном волеизъявлении. В эти минуты меня переполняет глубокая гражданская скорбь. И я выражаю эти чувства от имени всех кубинцев, которые лишены возможности высказать свои чаяния громко, чтобы все о них услышали.

Луис Даскаль шел по улице Л. в сторону Двадцать третьей улицы. Все было как обычно. Проезжали битком набитые автобусы; на углах их поджидали новые пассажиры; продавцы торговали лотерейными билетами; кафе были открыты, там пили прохладительные напитки; солнце стояло невысоко, время жары еще не наступило. Все было спокойно, все шло своим чередом, как всегда, на углу улицы Л. и Двадцать третьей Даскаль сел в двадцать шестой автобус. Никто не разговаривал, пассажиры ехали молча, и даже шофер с кондуктором не обменивались привычными замечаниями, а это давалось им нелегко, если учесть сложившуюся ситуацию.