Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

Священник пересекал центральный двор. Шаг его был нетороплив и размерен. Держа в руке молитвенник, он машинально похлопывал им по ноге. Очки, сидевшие на переносице, напоминали блестящую бабочку. Прикусив нижнюю губу, словно поглощенный благочестивым раздумьем, он глядел в землю. И со стороны могло показаться, что именно так, углубившись в себя, он направляется к алтарю. Даже мерцание его глаз можно было принять за отблески священного огня.

Высоченный офицер, солдаты и двое полицейских стояли под сводом главного входа, и оружие в их руках казалось неправдоподобно длинным. Отец Гонсалес, искоса взглянув на винтовки, подумал, что, наверное, вот такими — черными и уродливыми — должны быть свечи в аду. Если только в аду есть свечи… И эти адские свечи здесь, во дворе собора, у стен дома божьего!

Священник почувствовал себя оскорбленным. Однако, когда он подошел к военным, его голос не выдал ни малейшей неприязни, наоборот, звучал он искренне и радушно.

— Чем могу служить, сеньоры? — спросил священник, смиренно склонившись.

Офицер оглядел его с ног до головы. Потом медленно обвел рукою двор.

— Нам известно, что вы кого-то здесь скрываете…

Схватившись за голову, священник отшатнулся, придав своему лицу испуганное выражение.

— Что вы! — ужаснулся он. — Упаси господь! Здесь могут быть сокрыты только грехи людские, поведанные мне на исповеди… Понимаете?

Полицейские засмеялись. Даже их начальник прикрыл рот кулаком.

— Так или иначе, — сказал он, — мы должны произвести обыск. И молитесь богу, отец, чтобы здесь не были обнаружены иные грехи.

— Как вам угодно, — ответил священник. — Вероятно, у вас есть разрешение властей? Не так ли?

— А как же иначе! Разве вы не видите? Полюбуйтесь на разрешение судьи! — оживился великан с полковничьими звездами на плечах. — Посмотрите-ка на эту прекрасную подпись!

И широким жестом он показал священнику на оружие своих людей. Священник кивнул, закусил губу. Он скрестил на груди руки, глаза его померкли за стеклами очков, но уже через мгновение в них снова вспыхнул огонек.

— Тогда идем, — сказал он спокойно. — Прошу, сеньоры!

Они последовали за ним настороженно, держа оружие наготове. Молодой священник слышал у себя за спиной их твердые шаги, и ему казалось, сапоги солдат ступают по его голове. Он почувствовал, что теряет самообладание. По очкам струился пот, во рту стало сухо; губы дрожали. «Не оставь меня, Иисус… Дай силы…» Он спрятал молитвенник в глубокий карман сутаны и вынул белый платок. Сняв на ходу очки, протер стекла, проверил, чисто ли, и снова надел. За его спиной раздался взрыв смеха.

— Прошу вас тише, сеньоры! — с упреком прошептал он. — Мы ведь в соборе.

Может быть, подействовало величие высоких стен, может быть, тишина, царившая в храме, а может, и мистическое чувство, которое внушает церковь даже тем, кто, не веруя в бога, верит тем не менее во что-то неопределенное, но голос полковника прозвучал виновато, когда он сказал:

— Хорошо, отец.

Священник вел этих людей по древнему зданию, не выказывая ни малейшего испуга. А они рыскали всюду: под колоколами на двух башнях-близнецах, во всех углах и нишах. Были открыты огромные старые шкафы. Военные осматривали, щупали, переворачивали их содержимое, не произнося ни слова. Но вот молчание было нарушено.

— Здесь пахнет смертью, — сказал солдат, поморщившись.

— Да, — ответил священник, — во всех церквах так пахнет. Но это пугает лишь неверующих, верующие не боятся.

— А откуда этот запах? — поинтересовался полковник.

Священник долго смотрел на него, чуть приподняв брови. Ему надо было выиграть время.

— Кто знает! — ответил он наконец и двинулся дальше.

Полицейские методически простукивали стены прикладами, и он сказал им, укоризненно качая головой:

— Здесь нет ни галерей, ни подземелий. Тем более потайных комнат… Все это легенды. Все на виду, все перед вами…

Лицо полковника явственно выражало скуку.

Перед дверью ризницы военные остановились, ожидая, что молодой священнослужитель откроет ее. Но тот пошел дальше. Даже темные очки не могли скрыть хищного блеска, появившегося в глазах полковника.

— Эй, отец!

Тот равнодушно обернулся:

— Что?

— А эта дверь?!

Священник медленно приблизился, смущенно потирая щеку.

— Очень сожалею, — сказал он огорченно, — но туда вам нельзя входить. Это святое место…

Священник стоял с видом мальчишки, пойманного на месте преступления. Можно было легко заметить, как он испуган.

— Откройте ее! — крикнул полковник, подняв пистолет. — Сейчас это не имеет значения!

— Не открою.

— То есть как это?!

Солдаты загремели оружием. Угрожающий лязг затворов погребальным звоном разнесся по коридору. С нарочитым спокойствием отец Гонсалес встал спиной к двери, раскинув руки.

— Сюда нельзя входить, — решительно повторил он. — Это святое место…

— Прочь!

Полковник оторвал его от двери и швырнул на пол. Сутана священника задралась, открыв ноги в серых брюках.

От четвертого удара дверь, затрещав, отворилась. Раздались ликующие возгласы солдат:

— Они здесь! Здесь!

Чернота дверного проема поглотила людей в форме. Из комнаты послышались шум и грохот, от которых, казалось, задрожало все здание.

Священник, сидя на полу, покусывал губы. Его глаза насмешливо поблескивали, хотя лицо оставалось серьезным. Он уже стал подниматься, когда четверо военных вышли из комнаты с разочарованным и расстроенным видом.

— Пошли отсюда, — сказал полковник, держа в правой руке уже не пистолет, а очки. — Я должен глотнуть свежего воздуха. От этой чертовой рухляди блевать хочется. Одно церковное тряпье!

— Не понимаю, почему же тогда он… — начал было один из полицейских, кивнув в сторону священника, который уже стоял, сокрушенно потупясь.

— Потому что попы считают эти тряпки священными, — взревел полковник.

— Пошли! Будь они прокляты!

Они загромыхали сапогами по коридору, бестолково тыча оружием в темные углы. Священник, осмотрительно держась подальше, следовал за ними.

Военные вышли к лестнице через боковую дверь, не заметив Немесио; и пока они спускались, и еще долго потом священник стоял на паперти и глядел им вслед. Затем отряхнув полы сутаны, вернулся на то место, где упал от толчка полковника. Даже не посмотрев на дверь, взломанную солдатами Батисты, он открыл другую, напротив.

В комнате, куда он вошел, находились те четверо, которых глухой видел в ризнице. Двое молодых парней в рубашках с закатанными рукавами притаились в углу около двери. У стены держались светловолосый юноша и широкоплечий негр в синем костюме. Все стояли, хотя в комнате было достаточно стульев. Люди окружили священника, скрестившего руки на груди с серьезным и спокойным видом. Но глаза его щурились от еле сдерживаемого смеха.