Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

— Здесь?

— Ты знаешь, Роландо, — вмешалась Ракель, — мама так переживает…

Но Роландо прервал ее:

— Нет, не здесь. Будь спокоен, я все устрою. Приходи к двум часам в парк Сеспедес. Ты знаешь, где это? У собора.

— Итак, в два.

Прощаясь, негр пожал каждому руку:

— Очень рад… — и вышел.

Двое парней недоуменно смотрели то на Ракель, то на Роландо.

— Кто он? — спросил юноша в темных брюках.

— Хороший парень, — ответил Роландо, садясь в кресло. — Его послал для работы у нас Центральный Комитет Народно-социалистической партии [123] * Народно-социалистическая партия — так называлась с 1944 по 1976 г. партия кубинских коммунистов. .

— Коммунист?

— Да. По рекомендации Артилеса. Он налаживает связь.

— Но Артилес в Гаване, — возразил другой.

Глаза Ракели не отрывались от лица жениха. Она как бы старалась прочесть его мысли. Нервничая, Роландо резко откинулся назад, так что стул встал на две ножки.

— Я сам знаю, что Артилес в Гаване, — ответил он раздраженно. — Но до отъезда он говорил мне о человеке, которого пришлют коммунисты. Он сказал, что у этого человека большой опыт профсоюзной работы и он может здорово помочь нам. Кличка Негр. А сегодня в шесть утра он явился ко мне и сказал, что он Негр и его послал Артилес. Без сомнения, это тот, кого мы ждали… Иначе он не мог бы знать о нашем с Артилесом разговоре.

— А если Артилеса схватили в Гаване и…

— Нет, дружище, не сомневайся.

Недоверчивый парень поднялся со своего места, открыл дверь на улицу и посмотрел сначала в одну сторону, потом в другую. Вернулся с тем же недоверчивым, мрачным выражением лица.

— Ты с ума сошел! — сказала ему Ракель.

— Не следует доверять всем и каждому, — упрямо ответил парень. — С такими, как он, надо быть осторожными. Очень осторожными!

Проспект Гарсон широкий и ровный. На каждом перекрестке светофоры, по вечерам море неоновых огней. Совсем как в Гаване. Второго такого в Сантьяго нет. Выйдя из автобуса, негр пошел к зданию, над которым ветер раскачивал жестяной рукав с красными буквами внизу:

КИКО

модный портной

Остановившись, негр посмотрел на вывеску. Над ней синело чистое небо. Только маленькая тучка белым парусом медленно скользила по безбрежному воздушному океану. Напротив, по теневой стороне улицы, слонялись безработные. Сосредоточенные, хмурые лица, выражение отчаяния и безнадежности — все как обычно. Полупустые кафе. Голодные люди около них. Перед домами вяло сплетничали женщины. Лавочки китайцев в подвальных этажах. Солдаты. Множество вооруженных солдат и полицейских. И ни одного ребенка…

Неподалеку, среди мрачных корпусов, выкрашенных когда-то в сиротский серый цвет, вздымались желтые стены казармы Монкада. Над ней повисли флаги.

До зубов вооруженные солдаты охраняли въезд во двор казармы. За воротами въезд был перегорожен зеленой решеткой, а ближе к мостовой угрожающе торчали вкопанные в землю рельсы.

Шурша шипами, фыркая и чадя, проносились машины. Большинство из них — серо-зеленые полицейские джипы, ощетинившиеся стволами автоматов. Вдалеке за казармой, замыкая полукружием горизонт, виднелись темно-оливковые склоны Сьерры, по которым черными муравьями взбирались вооруженные люди. И машины. «Как крик, рвущийся к небу», — подумал негр.

Он повернулся к дому с вывеской и, еще раз оглядевшись, вошел в мастерскую.

— Как дела, старина? — с порога спросил он.

Портной Кико, толстый мулат с зелеными круглыми глазами на круглом, без подбородка лице, словно лежавшем на бычьей шее, воздел руки кверху и бросился навстречу вошедшему. С рабочего стола посыпались обрезки ткани, катушки, красный мелок.

— Вот это да… Вот это… Да что ты здесь делаешь? Давно приехал? — радостно тарахтел он, обнимал негра.

— Сегодня утром.

Радостное выражение на лице мулата быстро уступило место любопытству. Даже голос изменился от волнения, когда он спросил:

— Ну, что нового в Гаване?

Гость пожал плечами и после секундного молчания неохотно, едва ли не с трудом, ответил:

— А что Гавана? Гавана занята бейсболом, кабаре, новыми фильмами… — и, снова пожимая плечами, добавил: — Но покойников хватает и там…

Портной стоял, раскачиваясь, заложив руки за пояс.

— А здесь вот не думают ни о бейсболе, ни о других играх, — сказал он. — Здесь, по-моему, не играют даже в шахматы. Ну садись, чего стоять-то.

Мулат подвинул негру стул и, когда тот сел, внимательно взглянул в глаза гостя.

— Хорошо, а все-таки зачем ты приехал?

— Посмотреть, как тут у вас.

Кико запустил руки в свои курчавые волосы и, закрыв глаза, сморщился, словно от боли.

— Нечего смотреть на эту жизнь. Не надо! Ад. Сущий ад, дружище. Каким-то чудом я раздобыл заказ на костюм. А вообще жить невозможно — нет работы. Ничего нет. Только выстрелы, погони, пытки и трупы… С тех пор как я вышел из партии, я ни во что не вмешиваюсь, и все равно меня не оставляют в покое. Два раза арестовывали. Хорошо, друзья помогли…

Негр слушал его, внимательно рассматривая свои руки. Потом, оглядев помещение, равнодушно спросил:

— Действительно ни во что не вмешиваешься?

Мулат уставился на него, как на привидение, схватил себя за горло.

— Я? Вмешиваюсь? Ну нет, парень! Эти люди сошли с ума… — И вдруг тихо и без всякой связи с предыдущим сказал: — Если бы у нас было хоть немного… того… того, что нам нужно… Батистовцы — убийцы и грабители. А те, кто против них, — сумасшедшие. Так не делают революцию, но они ее делают, и Батиста не может справиться с ними. У них есть Сьерра и тысячи парней здесь, которые предпочитают умереть, чем так жить…

Негр встал и прошелся по комнате, возбужденно взмахнул рукой:

— Но ведь надо что-то предпринять, старина! Надо. Эти парни…

Портной перебил его:

— Да, надо что-то делать… А что? Что могу сделать я? II таких, как я, много. Знаешь что? Мне надоели эти сумасшедшие. Они погубят Сантьяго. Хотят и начать и кончить здесь. Здесь и нигде больше. Как будто на Кубе нет других городов. Почему бы им хоть на время не перебраться в Лома-дель-Бурро? — Говоря, Кико привычно уселся за свой рабочий стол и, взяв в руки красный мелок, продолжал жестикулировать, словно чертил им в воздухе. — Если Гавана не выступит, борьба никогда не кончится. Только все ребята погибнут.

Негр сел. Распахнув пиджак, опершись руками о колени, он внимательно слушал портного. Тот положил мел на стол и медленно подошел к другу. Лицо мулата как-то сразу постарело и осунулось. Опустив руку на плечо негра, он тихо прошептал:

— Здесь погибнут все, до последней собаки! Кто не погибнет от пули, тот умрет от голода или от разрыва сердца.

Очень близко, почти рядом, раздались выстрелы. Портной охнул, нелепо дернулся, потом метнулся к стене и замер, прижавшись к ней спиной. Опомнившись, он смущенно приблизился к негру, продолжавшему спокойно сидеть в той же позе.