Элизабет Боуэн - Смерть сердца [litres]

Сказать по правде, нет такого утешителя, нет такого задушевного друга, которого, пусть даже бессознательно, не хотелось бы оттолкнуть. Внезапные срывы, водопады слез и слов, выплески частного, личного горя случаются сами по себе, как припадки, и в обстоятельствах, на которые по доброй воле никто не согласится. Утешители in extremis [47] Здесь: на краю, в несчастье (лат. ). – с их талантом оказываться в нужном месте в нужный момент, с их властью вызывать эти очистительные припадки – чаще всего, а то и всегда люди праздные, пустые, нездоровые или незрелые; люди, которые, почуяв пустоту, всеми силами стремятся туда влезть. В минуты счастья никому и в голову не придет делиться с этими людьми своей тайной весной, своей любовной гордостью, честолюбивыми замыслами, бодрящей надеждой, никто не станет делиться с ними изысканным удовольствием от жизни, с такими людьми попросту нельзя ничего обсудить. Но при этом их грубость, их назойливость, их бестактность уместны, когда всякая нежность нестерпима. Чем тоньше природа человека, чем выше уровень жизни, к которому он стремится, тем глубже он не просто утопает, а погружается в горе, – такие люди плачут вместе с жуликами и попрошайками, потому что с ними притупляется стыд за собственное несчастье.

И потому в тот невыносимый понедельник (через два дня после того, как Порция застала Эдди с Анной, и почти через неделю после откровений Сент-Квентина – предостаточно времени, чтобы это двойное предательство вымахало в полный рост, будто сросшееся с другим дерево) рядом с Порцией не могло оказаться никого лучше Лилиан. Драма с телефоном, приключившаяся перед самым обедом у мисс Полли, и стала той самой точкой, после которой в дело вмешалась Лилиан. Стоило плачущей в гардеробной Порции попасться ей на глаза, как Порция мигом перенеслась в зону субтропических чувств: нет никого добрее нарцисса, пока ты смотришь на жизнь его глазами. Быть понятой и обласканной Лилиан – все равно что рыдать в травянистом гроте, где теплый, сырой воздух и холодные касания ветвей папоротника успокаивают, расслабляют и полностью завладевают тобой. Величина всего меняется: теперь, когда поднимаешь мокрые глаза к небу, деревья кажутся не страшнее папоротника. И когда дело доходит до боли, вымышленные чувства не отличить от настоящих. Лилиан, с ее любовными арабесками и бессердечностью актрисы, смотрела на Порцию с мрачным состраданием – и хоть и отодвинула от нее блюдо с кексом, но зато принялась пересчитывать деньги, прикидывая, во сколько может обойтись такси.

– Ну, как знаешь, – сказала она. – Поезжай одна, раз уж тебе так хочется. Но не вздумай останавливать такси именно там, куда направляешься. Вдруг тебя потом будут шантажировать, кто знает.

– Мне всего-то надо добраться до Ковент-Гардена.

– Ну, дорогая моя, что же ты сразу не сказала?

Ковент-Гарден отнюдь не казался Эдди удобным местом для встречи, но придумать другое у него просто не было времени – не успел он сказать, что они могут найти место и получше, как Порция положила трубку. Хорошо хоть времени хватило отговорить ее от первоначальной затеи: она предложила встретиться в вестибюле у «Квейна и Мерретта». Одного этого – ведь она была такой послушной, тихой девочкой, приученной испытывать перед работой Томаса священный страх, – было достаточно, чтобы понять, в каком она отчаянии. Появилась бы там в расстроенных чувствах. Нет, такого нельзя было допустить.

В особенности такого нельзя было допустить на этой неделе. Нынешние отношения Эдди с фирмой «Квейн и Мерретт» (помимо неприятностей с телефонными звонками, о которых ему еще предстояло узнать от Анны) были и без того шаткими. Многих он вывел из себя, порхая по конторе, будто житель каких-нибудь теплых широт. Выходные у него часто затягивались. Кроме того, в отсутствие Томаса у Эдди создалось впечатление, что Мерретт легко подпадает под чужое обаяние, а потому он несколько переусердствовал с игривой наглостью: Эдди болтался по конторе без дела, более чем небрежно относился к сочинению текстов и вообще стал вести себя куда более жеманно и нахально, чем (как ему недавно намекнули) здесь было принято. На днях он получил три обескураживающих служебных записки за подписью Мерретта – и над ним нависла угроза разговора, который вряд ли пойдет по накатанному пути. А еще ведь была мерзкая сцена в баре неподалеку, когда до неприличного вульгарный юнец, нанятый мистером Мерреттом, с нескрываемым наслаждением предупредил Эдди, что даже любимчикам миссис Квейн тут далеко не все позволено. Хорошим тоном в таком случае было бы выбить в ответ говорящему все зубы, а все старания Эдди казаться одновременно уязвленным, взволнованным, кротким и невозмутимым успеха не возымели, да и непроизвольно вырвавшийся у него смешок не помог делу. Появись сейчас у них в вестибюле младшая сестренка мистера Квейна, и ему бы точно пришел конец.

После шести вечера в Ковент-Гардене, когда все торговые галереи уже закрылись, было совсем невесело. По фасадам домов, по зияющим пустым пространствам, будто в театре, чья обшарпанность проступает при свете дня, тени ползли неуклонной, холодной дымкой, словно в небе начался беспокойный прилив. То тут, то там обрывки бумаги вяло подергивались, даже не отрываясь от земли. От всего места веяло глухим запустением, словно нынешняя его безлюдность продлится вечно. Лондон полон таких пустынь, таких мгновений, когда ослепительный мираж человеческого существования внезапно рассеивается. Ковент-Гарден действовал на Эдди как валерьянка – он кружил по улице, будто кот.

Тут он увидел Порцию, поджидавшую его совсем не на том углу, на котором они, по его мнению, условились встретиться. Поворот ее головы, зябкая полоска кожи между короткими рукавами и короткими перчатками и то, как терпеливо она сжимала ручку портфельчика, – все это поразило его ровно туда, где полагалось быть его сердцу, но древко стрелы погнулось: увидев ее, он ощутил только легкую злость.

– Надо же, как далеко ты забралась от дома, – сказал он. – Ты мне льстишь, крошка.

– Я приехала на такси.

– Да? Слушай, что стряслось? По телефону казалось, что у тебя чуть ли не истерика, я даже не успел предложить место для встречи получше этого.

– Место как место, мне тут нравится.

– Ты так внезапно бросила трубку, я не знал, что и думать.

– Я звонила из кабинета мисс Полли, и она меня застукала. Нам не разрешают звонить оттуда, можно только попросить передать сообщение.

– И, конечно, она устроила тебе головомойку. Эх, юность, юность!

– Не такая уж я и юная.

– Скажем так, in statu pupillari [48] «Тебе еще многому нужно научиться», досл.: в фазе ученичества, под опекой (лат. ). В английских учебных заведениях так называли студентов младших курсов, еще не получивших степень мастера. . Куда теперь?