Максим Макаров - Кадетство.Выбор

— Хм, а я бы в него записался, — очень тихо пробормотал Макс, но майор услышал.

— Суворовец Макаров только что вызвался убирать туалеты — И продолжил, словно ничего и не произошло: — Одним словом, чтобы в следующую субботу увольнительные получили все. Ясно?

Кадеты поспешно закивали. Василюк прищурился, кашлянул в кулак и приказал строиться на зарядку.

2.

И началась очередная учебная неделя. Неделя, от которой Макс не ожидал ничего нового. Завтра будет так же, как вчера, другими словами. Сценарий написан, роли распределены. Действие открывают вопли дежурного, а под занавес звучит команда «отбой». И так три года! Кошмар. Хоть зарубки на кровати делай. Лучше бы родители отправили его в исправительную колонию. Может, хоть слесарничать бы научился. А что? Слесарь первого разряда Максим Макаров. Звучит, а?

Папочку точно удар хватил бы.

Хорошо, пацаны не все полные уроды оказались. У некоторых даже намек на чувство юмора есть. Только им по этой части с Философом не сравниться. Как загонит на спортплощадку, так обхохочешься. Да и командир от него не отстает. Вон, зачем-то вице-сержантом Макса сделал. По системе Макаренко, наверное, воспитывает. Символично, по крайней мере: Макаров, воспитанный по системе Макаренко.

«Да уж, — думал Макс, — Определенно бы лучше — в колонию».

Однако вскоре произошло событие, которое резко изменило его настроение.

Макс хорошо запомнил тот самый урок, когда впервые появилась Полина.

По расписанию у них был новый предмет — этика и эстетика. Отвешивая реверансы, кадеты толпились у входа, пропуская друг друга вперед.

— Только после вас, господин Трофимов, — согнувшись в три погибели и подобострастно улыбаясь, умолял Сухомлин.

— Нет-нет, господин Сухомлин, я не могу себе позволить подобной дерзости. Тем более в присутствии дамы, — отвесив витиеватый поклон, возразил Трофимов.

— А кто за даму, интересно? — полюбопытствовал Андрей.

Он стоял рядом и с интересом наблюдал за ребятами, не участвуя в общей забаве.

— Как? — изумился Трофим, — Неужели вас оставили равнодушным безусловные прелести барышни Перепечко?

Ребята расхохотались. И Перепечко тоже, присев даже в реверансе, правда, чуть не грохнувшись при этом на пол. Вернее, он, безусловно, упал бы, если бы не Макс, поймавший его за шиворот в последний момент.

— А ну, разойдись! Пропустите вице-сержанта вперед, летчики-залетчики! — копируя прапорщика Кантемирова, скомандовал Макс, отодвинув Степу к стенке.

Мальчики, не сговариваясь, встали на цыпочки и, высоко поднимая колени, попятились.

— Конечно-конечно, господин вице-сержант. Простите, что замешкались, — от лица всех подобострастным голосом извинился Сухомлин.

Макс первым вошел в класс, а за ним, все еще изображая китайские церемонии, последовали остальные.

Они еще не угомонились, когда дверь открылась и вошла Полина.

Невысокая, хрупкая, что особенно подчеркивал ее просторный наряд, с чуть вьющимися на концах темно-русыми волосами и очень бледным, но удивительно красивым лицом. Правда, если приглядеться, черты его были не совсем правильные: рот слишком маленький, подбородок острый, а миндалевидные глаза на первый взгляд казались грустными. Но стоило Полине улыбнуться, как становилось ясно, что на самом деле они вовсе не грустные, а совсем даже наоборот — озорные. А еще Полина была очень молода — от силы лет на пять-семь старше ребят.

При ее появлении суворовцы на автомате подскочили, и едва бросив на новую преподавательницу взгляд, издали звук, похожий на присвист.

Тогда Полина и улыбнулась в первый раз. Вернее, хотела улыбнуться, однако вовремя себя сдержала. В результате ее губы лишь чуть-чуть дрогнули, а в глазах замер не вырвавшийся наружу смех.

Сухомлин тем временем доложил:

— Товарищ преподаватель! Третий взвод к уроку эстетики готов…

Но Полина остановила его жестом.

— Хорошо, — у нее оказался мелодичный, чуть звенящий, как колокольчик, голос, — Присаживайтесь.

Макс очнулся только тогда, когда понял, что взвод уже давно уселся, а он по-прежнему стоит и задумчиво смотрит на Полину.

Она мягко улыбнулась и вежливо поинтересовалась:

— Вы что-то хотите спросить, суворовец?..

— Вице-сержант Макаров, — представился Макс, принципиально проигнорировав громкое «о-о», которое пронеслось по классу, — Можно просто Максим, — добавил он, чинно склонив голову.

Полина кивнула:

— Хорошо, суворовец Макаров, можете садиться, — и не дождавшись, пока курсант выполнит ее просьбу, обратилась к остальным: — Мы с вами сегодня… — Преподавательница шла по проходу. Суворовцы, не скрывая восхищения, поворачивали головы, когда она проходила мимо них, — Приступаем к изучению очень важных предметов — эстетики и этики. Мы, надеюсь, научимся разбираться в музыке, живописи, а также освоим искусство танца. — Тут Полина обернулась и обнаружила, что Макс, над которым уже начали подсмеиваться, все еще стоит и, кажется, не думает садиться.

— Суворовец Макаров? У вас, видимо, все-таки есть ко мне вопросы?

— Есть, — кивнул Макс и вдруг спросил: — Как вас зовут?

— Простите, — Полина смутилась, — я не успела представиться. Меня зовут Ольховская Полина Сергеевна.

— А я думал — Этикетка, — довольно громко поделился своими соображениями Трофимов.

Раздались жидкие смешки.

Приподняв бровь, Полина медленно ответила:

— Прекрасная тема для первого занятия, — она опустила ресницы, – Только что суворовец нагрубил женщине. И если этот суворовец мужчина, он сейчас же встанет и извинится.

Трофимов подчинился, хотя и нехотя:

— Покорнейше прошу меня извинить.

— Зарабатывая таким образом очки у своих товарищей, — все так же, не повышая голоса, сказала Полина, — вы оскорбляете прежде всего себя.

Садитесь.

Наконец, тоже сев, Макс склонил голову. Интересный экземпляр. Вроде и не кричит, а здорово Трофимова на место поставила. Чем-то отдаленно она напомнила Максу мать, которая вот так же умела осадить отца, не отвлекаясь при этом от маникюра. И в то же время было в Полине нечто такое, что он никак не мог от нее оторваться, а потому снова и снова украдкой смотрел на преподавательницу. Странно, но пялиться на учителя в открытую, что было бы, наверное, естественно, Макс не решался.

Рассказывая о своем предмете, Полина не сидела за столом, а легко передвигалась по классу, обращаясь, казалось, то к одному, то к другому суворовцу. При этом ее длинная юбка успокаивающе шелестела, рассеивая в воздухе слабый цветочный аромат духов.

Но иногда она останавливалась, сжимала руки в кулачки, прижимала их к груди и, прикрыв глаза, задумывалась на пару-тройку секунд.

Собиралась с мыслями. Затем отмирала, глубоко вздохнув, опускала руки и продолжала. В этот момент Полина больше всего была похожа на гимназистку начала двадцатого века, отвечающую урок перед профессором. Но уже в следующий миг она снова превращалась в учителя, который всем сердцем желает разделить груз своих знаний с учениками.