Максим Макаров - Кадетство.Выбор

Но время шло, Илья вырос. Стал редко бывать дома, а затем и вовсе поступил в Суворовское училище. Ольга осталась совсем одна.

Вытирая пыль и готовя ужин к возвращению мужа, она начала задумываться, как бы сложилась ее жизнь, не выйди она тогда за Сергея. Вот тут-то и появился Костик. Ни в какое сравнение с мужем он, конечно, не шел.

Невысокого роста, всего на полголовы выше ее, Костик имел довольно неординарную про-фессию — он был фотографом. Как-то Ольга возвращалась домой на закате и увидела, что ее фотографируют. Она хотела возмутиться, но фотограф подошел к ней сам, извинился, не дожидаясь упрека, и сказал, что ему просто очень понравилось, как Ольга выглядела на фоне заходящего солнца. Пошло, конечно, однако сработало. Они разговорились. До поры до времени их взаимоотношения оставались чисто платоническими. Они встречались иногда, беседовали о самых разных вещах, о которых она никогда не говорила с Сережей.

Конечно, Ольга видела, что нравится Костику. И однажды она решилась: чем черт не шутит. Попробую, что это такое — прожить хотя бы день, хотя бы полдня «не как преданная жена и мать, а просто — как женщина, как свободная женщина, какой я была до замужества».

И тут как раз Сергей собрался на очередные учения. Ольга поняла: сейчас или никогда.

А дальше все произошло, как в плохом бородатом анекдоте. Только смешно не было ни капли. Учения отменили, и Сережа вернулся домой.

Они с Костиком как раз откупорили бутылку вина.

Заметив в дверях мужа, Ольга вдруг на какую-то долю секунды увидела себя со стороны. И зрелище это показалось ей отвратительным. С чужим мужчиной и бутылкой вина сидит она в их гостиной, в которой еще каких-нибудь пять часов назад целовала мужа на прощанье.

Сергей долго с болью смотрел на них. Костик, конечно, спешно ретировался. Впрочем, его ухода никто и не заметил.

Ольга сделала попытку подойти:

— Сережа…

И только тут муж словно очнулся:

— Стой, где стоишь.

Испугавшись новых, незнакомых ноток в голосе супруга, она обессиленно опустилась на диван. Сергей моментально принял решение и начал энергично собирать вещи. Тогда Ольга в отчаянии попробовала еще раз образумить его:

— Ничего не было, правда. — И вдруг взорвалась: — Ты думаешь, легко ждать тебя всю жизнь? Слышишь, не день, не два — а всю жизнь! Жена офицера! — Ольга горько улыбнулась. — Ты, Сережа, и не представляешь, что это такое — вечный страх и вечное ожидание.

— Да, я не представляю, — пробормотал он, думая о чем-то своем. И Ольга его поняла.

— Действительно, у меня мелькнула мысль об измене. Но ничего, слышишь, ничего не было. Я тебя люблю! — крикнула она в отчаянии, видя, как муж хладнокровно собирает вещи. — Прости, пожалуйста. — Ольга уже готова была умолять.

— Упаковав все самое необходимое, Сергей повернулся к ней, прежде чем уйти.

— Ты пойми, Оля, я как представлю, что этот… прикасался к тебе…

— И, не договорив, вышел.

Илье по молчаливому согласию ни отец, ни мать не сказали о произошедшем ни слова. Поэтому, когда он все-таки дозвонился домой, Ольга, с трудом изображая удивление, подтвердила, что отец уехал на учения.

И, только положив трубку на рычаг, она с криком сползла на пол.

1.

Перепечко ворочался во сне. Ему снился дом. Мама давно встала, покормила кур и свиней, поругалась и помирилась с соседкой, а сейчас печет блины на завтрак. Отца в хате не было. Наверное, ушел на работу. А почему он сам не в школе, всполошился вдруг Степка. Но сразу успокоился. Каникулы! И, видимо, чуть ли не первый день, раз мать его еще не разбудила.

Степка хотел уже перевернуться на другой бок, но вдруг подумал, что первые, самые вкусные блины, наверное, уже поспели и дымятся сейчас на тарелке, а мать, не пробуя, смазывает их сверху сливочным маслом.

Откинув одеяло, он опустил было ноги на холодный пол, но тут же, поежившись, отдернул их. Холодно. Наклонился, поискал рукой тапочки, обулся. Встал, потянулся, глядя в окно. В соседнем огороде мать Таси, тетя Поля, приподнявшись на цыпочки, развешивала белье.

Тетя Поля была красивая, хоть и старая.

Даже отец часто повторял, что Поля красавица. Услышав это, мать почему-то злилась и больно стегала отца полотенцем.

Раньше Степка удивлялся: чего это мать злится, ведь отец правду говорит? И только потом понял, что иногда можно обидеться и на правду.

Почуяв, что Степка встал, в комнату пробрался Барон — большой лохматый пес, которого никто не боялся и который лаял только от радости, когда видел своих. Выруливая хвостом, Барон начал тыкаться своей огромной мордой Степке в ноги. Тот сел на корточки и, потрепав пса за шею, уткнулся лицом в густую шерсть.

Раздался крик матери:

— Степан! А ну, живо сюда! Слышу же, что встал.

Оставив собаку, Степка побежал к матери. Барон не отставал ни на минуту. Он жил во дворе и каждый раз, когда ему удавалось проникнуть в дом, пес с опаской поглядывал на хозяйку: ведь если заметит, непременно прогонит.

Степан плюхнулся за стол, и рука тут же сама схватила с тарелки толстый блин (такие умела печь только мать), насквозь пропитанный маслом.

— Эх, — рассердилась мать. — Даже бивни не почистил.

Но Степка, не обращая внимания, уже запихивал в рот следующую порцию. Маленький кусочек второго блина он украдкой бросил Барону.

Пес с готовностью открыл пасть, щелкнул зубами и, не прожевывая, проглотил.

Вдруг их дом закачало, да так закачало, что у Степки по всему телу мурашки пошли. Он испуганно дернулся. А дом все качался и качался, неприятно щекоча ему спину.

— Мама! — закричал Степка. — Что это?

Мать невозмутимо подбросила на сковородке следующий блин и, не поворачиваясь, ответила:

— Это председатель под нашим домом туннель роет. Метро будут пускать.

Степка почесал спину, но кольнуло уже в другом месте.

— А мы-то как? — спросил он.

— А что мы? — не поняла мать. — Будем под землей жить, как все.

Только тогда Степка заметил, что вместо домов вокруг одни ямы, вроде погреба, а из-под земли трубы торчат и дым валит.

Страшно переполошившись, он заорал. И проснулся. Кругом было темно и тихо. Суворовцы мирно дрыхли на своих кроватях. Перепечко поежился, поискал руками тапки, помог себе обуться и, почесываясь, отправился в туалет.

Как только он вышел, из темноты послышался приглушенный голос Сухомлина:

— Ну чего, достаем?

Из другого конца спальни ему ответили:

— Достаем, а то еще заметит.

Тогда Сухомлин аккуратно, чтобы не разбудить остальных, потянул что-то. Из-под простыни Перепечко змейкой поползла вся в узелках ниточка.

Идея принадлежала Трофимову. Под простыню кладется обыкновенная, не очень толстая нитка, на которой заранее нужно завязать как можно больше узелков, объяснил он. А когда человек крепко уснет, начинаешь за эту ниточку медленно дергать.