Георгий Гулиа - Три повести

Смыр разъяснила, что «Айрума» — это припев из «Пляски медведей». Шанаф воспользовался им, чтобы пугать непрошеных любителей кукурузы в пору ее молочно-восковой спелости…

Директор созвал педагогический совет. Обсуждались вопросы, связанные с первой неделей нового учебного года. Присутствовали все педагоги, в том числе и учитель по основам сельскохозяйственного производства — молчаливый молодой брюнет, и учитель по труду — спортивного вида товарищ. Мы, преподавательницы русского языка, сидели в одном ряду.

Кирилл Тамшугович, занимавший место в голове стола, казался совершенно подавленным. Он был небрит, как и при нашей первой встрече, говорил замогильным голосом, старался не глядеть нам в глаза.

С точки зрения формальной дела обстояли неплохо: год начат вовремя, педагоги на месте, почти все учащиеся школьного возраста привлечены к учебе. Явился даже Есыф Базба.

Все эти положительные моменты были перечислены, ко всеобщему удовольствию, заведующим учебной частью. Но вслед за этим начались жалобы педагогов: кое-где не вставлены еще стекла, одна из дверей плохо закрывается, мел попадается сырой, тряпки для досок отвратительные. Это вроде бы мелочи. А вот недостатки и посерьезнее: тесна и очень неудобна столярная мастерская, нужны слесарные инструменты. Мало лопат, кирок и цапок. Плуг надо ремонтировать. Преподаватель по физкультуре начисто забраковал почти весь спортивный инвентарь…

— Знаю, знаю, — говорил директор.

Он мрачно взывал к нашей самодеятельности, предлагая сделать все возможное, а тем временем, дескать, он примет все зависящие от него меры.

Подняли вопрос о дровах. Директор заявил, что в самые ближайшие дни ему обещали завезти достаточное количество дров. Так что вопрос этот можно считать решенным.

Заседание продолжалось часа полтора, а могло бы закончиться и раньше, если бы не чрезмерные, на мой взгляд, жалобы преподавателей по труду и физкультуре.

Вот уже несколько дней село живет делом Романа Смыра. Его проделки переполнили чашу терпения крестьян. В районный центр — в исполнительный комитет — посыпались заявления. Рассказывали, что скопились десятки таких заявлений. Как только не честили этого Романа! Какие только факты не приводились в заявлениях!

И вот в один прекрасный день на легковой машине прикатил товарищ из района. Прикатил и тут же заперся в кабинете председателя сельсовета.

Рассказывают, что в этот же день, когда должна была решиться судьба Романа, наглый торговец заявил:

— Я стою на этом месте прочнее, чем эти горы.

А «это место» значило прилавок.

Тем не менее в сельский Совет поодиночке вызывали авторов заявлений, в том числе и одного из наших педагогов. Все показания старательно записывались. К концу дня, говорят, набралась пухлая папка бумаг, которая непременно должна была раздавить Романа или любого подобного ему жулика. Но человек, как говорится, предполагает…

Когда же вызвали самого Романа для дачи объяснений чуть ли не по тридцати пунктам, он, говорят, отвечал на вопросы не запинаясь и с улыбкой. Суть почти всех его ответов сводилась к одному слову — «нет». Он горько сетовал на недоброжелателей, которые, мол, вознамерились свергнуть его, чтобы заменить другим, менее «принципиальным» человеком. Интриги, интриги, интриги!.. Против него все интригуют. На его пост зарятся десятки людей. Его готовы съесть живьем!..

Но кое-что он и «признавал». Признавал, например, что в «отдельные моменты допускает грубость по отношению к некоторым покупателям», что «зачастую не обеспечивает высокого уровня культурной торговли», что «не всегда повышает свой политический уровень». И так далее. И так далее. Бил в грудь и клял себя за то, что последние «три недели не заглядывал в газеты и не слушал радио за неимением времени», а недоставало времени только потому, что занят был по горло «выполнением и перевыполнением плана не только в целом, но и по ассортименту».

Председатель сельского Совета, говорят, накинулся на него с критикой.

— Я, Роман, — жестко говорил он, — уважаю тебя за энергию, за умение торговать, уважаю как патриота Дубовой Рощи. Ты не можешь пожаловаться на невнимание Совета, на недостаточную помощь. Нам не раз приходилось указывать тебе на недостатки. Мы помогали, критикуя, мы помогали, хваля. Чего же еще тебе желать?.. Но как ты воспринял нашу помощь? Ты зазнался. Ты грубишь покупателям. Ты обвешиваешь их. Культурно не растешь, не работаешь над собой! Ты построил себе дом. Этого показалось тебе мало! Возвел второй. Обставил его рижской мебелью. У тебя дома раздвижной стол из венгерского гарнитура. Ты притащил из Сухуми сто метров ковровой дорожки. Ты полагаешь, что мы этого не знаем? Мы всё знаем, и даже больше. У тебя три любовницы: здесь, в Гудауте и в Сухуми! Одной ты недавно купил импортную комбинацию, другую разодел в шелка, а третью послал в Сочи. На какие деньги? Сколько ты получаешь?

— Триста сорок.

— А тратишь пять тысяч в месяц? Да тебя судить надо, закатать в тюрьму!

Роман выслушал сие гневное обличение, едва сдерживая улыбочку. Наконец, обращаясь то к районному товарищу, то к председателю, произнес со смирением:

— В основном обвинение признаю. Обещаю недостатки исправить. — А после длительной паузы добавил: — Правду сказать, не знаю, как сладить с теми пачкунами бумаг, которые жалуются без конца.

— А ты не обращай на них внимания, — присоветовал товарищ из района.

— Верно, Роман, — поддержал его председатель, только что распекавший Романа.

Вы вправе спросить: откуда такой цинизм? Все дело в том, что вышеозначенные фразы были произнесены в узком кругу, уже без посторонних, а узнали о них от того же Романа…

Районный товарищ взял папку под мышку. Он обещал доложить по начальству результаты расследования жалоб. А в заключение Роман дал обед. Поздно вечером захмелевший товарищ из района был водворен на заднее сиденье машины и вывезен из Дубовой Рощи по направлению к Гудауте.

Наутро покупатели узрели следующую картину: за прилавком стоял Роман и важно покручивал ус. На вопросы отвечал не сразу, а выждав добрую минуту. Поворачивался значительно медленнее, чем прежде, и ряду лиц отказывал в товарах.

— Не слышишь? — ворчал он. — Нету! Езжай в Гудауту, там все есть!

Жалобщики почесывали затылки: да, крепкий орешек этот Роман, не стоило с ним связываться. К Роману благоволит председатель сельсовета, какой-то товарищ из райисполкома горой стоит за Романа. Все это следовало заранее предвидеть… И только, как говорится, отдельные лица продолжали питать надежду на то, что Роман рано или поздно будет убран.

А меня встретил восторженно.

— Милая, — промурлыкал Роман, — для вас найдется любой товар. Не угодно ли? Импортные кастрюли.