Георгий Гулиа - Три повести

Я честно сказала ему:

— Знаете, Кирилл Тамшугович, в том, что вы сказали, много нового для меня. И мне кажется, что вы правы. Искусство имеет право на жизнь, если оно современно… Так ведь?

Он утвердительно кивнул.

— До свидания, — сказала я.

— А все-таки, Наталья Андреевна, что имел в виду этот Базба? Он ведь слов на ветер не бросает. А все с умыслом… Ведь он очень наблюдательный и умный.

Кирилл Тамшугович был озадачен. Я попыталась успокоить его. Мало ли что придет на ум деревенскому шаману?

— Ладно, — сказал он, — провожу вас до дому. Если не возражаете.

И мы пошли дальше.

Глядя на нас со стороны, можно было, пожалуй, вообразить, что мы увлечены друг другом. Не знаю, что думал Кирилл Тамшугович, но я могла поручиться, что он нисколечко меня не интересовал как мужчина. Он был для меня директором, хорошим собеседником — и все. Но чем больше я убеждала себя в этом в последнее время и чем больше внутренне опровергала «предсказание» Базбы, тем больше мне хотелось проникнуть в душу своего директора. И в то же время я отдавала себе отчет в том, что все это глупости, что ни к чему все это, совершенно ни к чему…

— Вы последние новости знаете, Наталья Андреевна?

— Какие?

— Ракета наша совсем близко от Луны.

— Вы прочитали в газетах?

— Нет. У меня есть небольшой ящичек дома, и он кое-что мне рассказывает.

— Счастливец, — сказала я с завистью. — Сижу вечерами во тьме и только мечтаю…

— О чем?

— Мечта прозаическая: об электричестве.

— Ну что ж, уверен, что мечта ваша исполнится.

Мы уже были у ворот моего дома.

Прощаясь, директор сказал:

— Вы, конечно, не завистливы, Наталья Андреевна. Надеюсь, не будете завидовать и тому, что в моей комнате есть электричество.

— Нет, буду, — возразила я.

Он улыбнулся явно через силу.

— Не советую, Наталья Андреевна. Помните: можно быть глубоко несчастным, даже имея чудесное освещение.

На этом мы расстались.

В нем, несомненно, есть что-то такое, — даже не знаю, как и назвать, — что вызывает уважение…

Дома ждал меня сюрприз: огромный пирог с сыром, который называется «ача́ф». В буквальном переводе слово это обозначает «хлеб-сыр».

Старуха отозвала меня в сторону и с беспокойством предупредила:

— Не надо кушай.

От кого же этот подарок? Она не хотела говорить. В это время вошел Нурбей Ясонович.

— Наталья Андреевна, — сказал он весело, — это от вашего поклонника по фамилии Базба. Просил передать, чтобы не беспокоились о его сыне, он вот-вот снова появится в школе.

— Зачем это?..

— Как зачем, Наталья Андреевна? В знак уважения.

— А по-моему, это взятка.

Нурбей Ясонович расхохотался.

— Вы наивны, Наталья Андреевна. Ну, что такое пирог? Ломоть теста. Знак уважения. Только и всего! Если вернуть — значит, нанести глубочайшую обиду. Это же Дубовая Роща!

— Не надо кушай, — мрачно повторила хозяйка.

— Почему, мама? — спросил Нурбей Ясонович.

— Не надо!

— Ах, вот оно что! Теперь я понял! — воскликнул инженер. — Пирог наговорный. Базба — местный кудесник. Порчу нагонит.

— Правда, — убежденно подтвердила его мать.

— Разрешите кусочек? — попросил инженер.

Мать ухватила сына за руку. Она не желала, чтобы он пробовал тесто, приготовленное в доме Базбы. Сын вынужден был уступить. Я колебалась: попробовать или же?.. Все-таки послушалась старуху, чтобы не огорчать ее.

— Мы съедим после, — сказал инженер. — А пока спрячьте его.

Старуха возмущалась поступком Базбы, обещала принять какие-то меры предосторожности.

— Наталья Андреевна, — сказал Нурбей Ясонович, — не ешьте пирог без меня. Я иду кутить, а утречком отведаю этого пирога. Ладно?

Я дала слово сохранить пирог до его прихода.

В понедельник утром Кирилл Тамшугович сообщил потрясающую новость: ракета попала на самую Луну. Прилунилась! Там теперь наш вымпел!

Ура!

Вечером пошел дождь. Тучи созревали с самого утра. Медленно наползали. Одни чернее других. Под бременем влаги опускались все ниже и ниже. Они уже задевали верхушки деревьев. Стало темно. Чиркнули молнии, громыхнуло над самым ухом. И вслед за этим начался форменный потоп.

Дождь лил весь вечер. Лил всю ночь. Молнии сверкали одна за другой, причем промежутки между ними все сокращались, и тогда сплошное зарево повисало над горами. Дождь барабанил по кровле с такой силой, что казалось, разнесет ее вдребезги.

Изо всей мочи пыталась уснуть. Ни о чем не думать!.. Только уснуть… И вот в эту ночь, среди чудовищных раскатов грома и моря воды, впервые в моей жизни я ощутила щемящую тоску одиночества. Захотелось живой души, живого дыхания, тепла.

Я вертелась всю ночь. И не заметила, когда явь перешла в сон. А снилось всю ночь одно и то же: за мною гнался какой-то страшный мужчина — вот-вот схватит! Но я ловко изворачивалась, и он снова бешено пускался за мной…

Будильник разбудил меня вовремя. Я была рада, что страшный мужчина так и не поймал меня.

Придя однажды в пятый класс, застала его наполовину пустым.

— Дети, — строго спросила я, — где же остальные?

Ученики молча жались.

Я провела перекличку. Так и есть: отсутствует добрая половина. Не пойму, в чем дело. Погода хорошая, тропы сухие — шагай себе смело. Я понимаю, когда пропускают уроки в дождь и снег…

Но вот встает малюсенькая девочка с тонкими косичками и звонко говорит:

— Все бутбовцы и базбовцы ушли в Бабрипш.

— Зачем?

— Там праздник.

— Какой праздник?

— Не знаю.

У меня настроение испортилось, но урок все же правела. Если выражаться языком программы, мы разбирали предложения «с установлением связи по вопросам между подлежащим, сказуемым и второстепенными членами». Дети сидели смирнехонько. Им, казалось, было неловко за своих товарищей. С другой стороны, и я не сумела, как видно, зажечь в них творческое любопытство. Да и как зажечь, говоря откровенно? Грамматика меня никогда особенно не вдохновляла. Это скучнейший предмет, может быть, оттого, что ведут его, как правило, люди скучные, сухие буквоеды. Учитывая собственный горький опыт, я пыталась всячески оживлять урок. Но результатов особых пока не заметно. После урока я сообщила директору и завучу, что половина класса манкирует уроками.

— Скажите: полшколы, — поправил директор.

— Полшколы?

— Да, Наталья Андреевна. Потерпите несколько часов, и вы увидите гала-представление. Хотите?

Разумеется, от представления я не отказалась.

— В таком случае мы встречаемся с вами у сельсовета. В два часа. Вы будете к тому времени свободны?

— Я уже свободна.

— Отлично! Идите туда и ждите.

Завуч (он мало вмешивался в нашу школьную жизнь, ибо директор был человеком слишком активным) понимающе улыбался и помалкивал…