Иорам Чадунели - Возмездие. Рождественский бал

— Скажи ей, пусть зайдет ко мне.

— Хорошо. Верь всему, что она скажет. Русудан честная, порядочная девушка, сам убедишься.

В этот вечер Джуаншер вернулся домой радостно возбужденный, удивив мать, — давно не видела она сына в таком приподнятом настроении.

— С чего ты сегодня веселый, сынок? Порадуй меня, скажи…

Джуаншер обнял ее, закружил.

— С Кетеван встретился, в кино ходили…

В парке веяло прохладой, хотя в городе стояла жара. Было спокойно, тихо.

За столик в укромном месте сели двое мужчин.

К ним тотчас поспешила официантка — знала, кто они, и ждать не заставила, быстро принесла всевозможную закуску. У официантов поразительный нюх, безошибочно определяют, чьи карманы набиты деньгами.

Немного погодя к мужчинам присоединились двое других, которых, чувствовалось, ждали. Один из них, красивый, статный, был Зураб Хидурели. Он внимательно оглядел сидевших за соседними столиками, удостоверившись, что вокруг нет сомнительных лиц, успокоился и едва слышно спросил:

— Что решил?

— Боюсь рисковать, — промолвил один из застольников, управляющий аптекой, тип с тучными багровыми щеками.

— Не виляй, говори прямо, сколько просишь?

Двое других молчали, две пары глаз злобно взирали то на Хидурели, то на управляющего, который не хотел соглашаться на что-то.

— У меня нет опыта в таких делах, — пробормотал он.

— И у нас не было.

— Вы — другое дело! — спокойно возразил управляющий.

— Хватит, не морочь голову, — раздраженно бросил Хидурели. — Мы не в кошки-мышки собрались играть. Думаешь, нам надоели головы?!

— Я не оскорблял вас, считайтесь и со мной.

— Деньги дам прямо сейчас. И впредь каждый день будешь получать верную прибыль, — настойчиво сказал Хидурели, пропустив замечание управляющего мимо ушей.

— Покончим с этим разговором, не подхожу я вам.

— Зачем тогда шел сюда? — Голос Хидурели прозвучал угрожающе.

— Не запугивай! Угрозами не заставишь.

— Оставь его, видишь, не хочет, — вмешался рябой тип.

— Оставить! Теперь, когда он знает о нашем деле? Ну нет, слишком опасно! — вскипел Хидурели.

— Ваши тайны меня не интересуют. Не хочу подвергать себя опасности, а до вас мне дела нет! — повысил голос управляющий. — По-вашему, я отпетый негодяй и на любую махинацию пойду, на любую подлость! Столько анаши весь город погубит!

— Тише, не глухие!

— А я и не ору, поясняю, почему отказываюсь.

— Кто живет честным путем? Одни воруют, другие мухлюют. Честного и порядочного донкихотом обзывают, высмеивают. Выкинь из головы дурацкие понятия! Мы не меньше тебя печемся о судьбе горожан, и мы всем добра хотим, потому и идем на это, для их же пользы. Но честность и бедность неразлучны — друг без друга не ходят! Лично мне неохота прозябать в бедности.

— Не могу, чудовищное дело предлагаете! Весь свет узнает!

— А кто даст всему свету узнать — не враги же мы себе, — мягко промолвил Хидурели, — почувствовал, что управляющий уже колеблется. — Устарело слово «честность», потому что устарело это понятие. Человек служит теперь себе, и нужна изворотливость. Все пекутся о своем благополучии. Вслух об этом не говорят, конечно, так и ты не говори, но загляни себе в душу — в душе наверняка согласен, не впервые толкуем о подобных вещах.

— Чует сердце беду!

— Скажи прямо: не устраивает плата, мало тебе вознаграждения… Испортился народ, каждый ищет выгоды, норовит побольше сорвать… Не удивлюсь, что хочешь увеличить оговоренную сумму… Понимаю, понимаю, над тобой начальник, и над ним еще начальник — всем должно перепасть… Хорошо, обдумаем, возможно, увеличим проценты с прибыли.

— Пристали, как мухи к липучке… — буркнул управляющий.

— Теперь уж точно нельзя его отпускать! — угрожающе встрял рябой.

— Он не отказывается, чего вам еще?!

— Проболтается, и влипнем из-за мерзавца! — Рябой стукнул по столу кулачищем.

— Почему проболтаюсь, не идиот же я?! — оскорбился управляющий.

— Напрасно упорствуешь. Советую хорошенько обдумать свое положение.

Это уже была угроза.

Зураб Хидурели встал и, не прощаясь, покинул компанию. Поговорив о чем-то с официанткой, скрылся из виду.

Управляющий аптекой, не в меру и не по летам раздобревший, нервно расхаживал по комнате.

— О господи, как тоскливо быть одному! — проговорил он, подходя к окну. Чуть откинув накрахмаленную занавеску, выглянул на улицу. Там была жизнь — проносились машины, шли люди.

Вспомнились давние годы. И он был в молодости беспечным, как все. «Чего стоит моя жизнь теперь? На что я себя обрек?» На кой все это, когда лишил и себя, и семью истинного счастья…

Семья отдыхала на даче и не ведала его мук, не ведала, во что он дает себя втянуть… Деньги, огромные деньги принесут ему коротенькое счастье. Но счастье ли — постоянно дрожать в ожидании жестокой расправы? Куда от нее уйдешь?.. Где, когда утратил он порядочность, честность?! Неужели только вспоминать остается о минувшей жизни — беззаботной, безбедной?.. Что дало ему богатство?..

У входной двери послышался легкий шум. Хозяин дома вздрогнул — каждый шорох пугал теперь, — но сообразил, что это почтальон опустил в ящик газеты, и отлегло от сердца. Побрел в ванную, охладил пылавшее лицо.

Вернулся в комнату, снова стал у окна.

В дверь позвонили. Он затравленно заозирался, куда бы спрятаться, но опомнился, было неловко и стыдно за себя.

Горько усмехнулся.

Звонок повторился.

Подошел к двери, но сразу отпереть не хватило духу, — за дверьми мерещились те, чей приход ужасал его больше смерти.

— Открой, Нико, я тут, Серапион! — услышал он знакомый голос. — Что так долго не открывал? Напугал тебя, мой повелитель, неожиданным приходом? — шутливо спросил Серапион.

Управляющий пренебрежительным жестом пригласил провизора в комнату и, когда тот сел, огорошил его принятым решением.

— Отныне будем жить по совести. Будем искоренять зло, искоренять всеми путями!

Оправившись от потрясения, Серапион заметил:

— Вы совершенно правы, батоно, жить надо честно…

А управляющий, зашагав по просторной комнате, продолжал:

— Творя зло, с помощью зла мы ничего хорошего не добьемся. Надо бороться за утверждение человеческого достоинства, надо отстаивать чистоту жизни. Отныне у меня одна цель, одна забота — жить честно.

— Совершенно согласен, батоно, чем больше воруешь, тем больше надо орать о честности, кричать, что защищаешь интересы народа, государства. Как наш шеф — вон вышибает профессора из института, растоптал всех неугодных ему людей, не сегодня завтра сам заделается директором.

— Я боюсь его, у него руки в крови! Он волчьей породы, родного сына уберет с дороги, если станет поперек.