Иорам Чадунели - Возмездие. Рождественский бал

Впрочем, не будем докучать теоретическими выкладками, а перейдем к конкретному примеру.

Читатель, должно быть, помнит историю Важа Дидидзе, племянника Талико Эргемлидзе.

В один прекрасный день, бражничая в ресторане, он малость порезвился, побаловался пистолетом и, как было зафиксировано в протоколе, нанес тяжелые, угрожающие жизни ранения гражданам. Милиция, прибывшая на место происшествия, застала буяна в агрессивном состоянии. Его скрутили, арестовали и отправили в камеру предварительного заключения.

Поначалу в РОВД рьяно взялись за дело, даже пытались его деяние квалифицировать как попытку убийства. Однако неожиданно следствие одернули, преступление переквалифицировали в хулиганство и дело направили в районный суд, умолчав о некоторых несущественных деталях, как, например, использование огнестрельного оружия, состояние потерпевших и кое-что еще. Суд приговорил Дидидзе к шести месяцам тюрьмы, которые тот отсидел, находясь в предварительном заключении. Потерпевшие, выйдя из шокового состояния, подали жалобу в Верховный суд на несправедливое решение. Районный суд переслал дело в коллегию Верховного суда. Говорят, там вначале было возмутились мягким наказанием, квалифицировали дело как преднамеренное убийство. Дидидзе собирались наказать по соответствующей статье. Но потом неожиданно воды в рот набрали. Ясно, что служителей Фемиды сразил не гром небесный. Винить их особо тоже не приходится, поди, не боги — люди ведь, хоть и служат богине. Впрочем, и сама-то она не слишком авторитетна в последнее время.

Говорили, что племянник страшно нервничал и возмущался пассивностью тетушки. Шуточное ли дело — сидеть за решеткой!

Но всему приходит конец. Тетушка поговорила кое с кем, сказала, что она удручена состоянием любимого племянника, безвинно томящегося в местах заключения. Правоведы приняли это как руководство к действию и ринулись помогать горемыке.

И сумели-таки вызволить из беды несчастного страдальца, чья вина, оказывается, и заключалась всего-то в неловком обращении с оружием. Что возьмешь с человека, если у него немного косят глаза…

Так что в один прекрасный день неопытный стрелок, у которого от пребывания в заключении осталась лишь легкая бледность на лице, дождался наконец счастливого мгновения узреть свою спасительницу Талико.

Тетушка не любила распространяться, была скупа на слова. Племяннику только и сказала:

— Вот и хорошо, что вернулся.

И делом доказала свою любовь: купила сногсшибательный французский костюм и подобающие туфли, которые привез из Лондона некто, побывавший там на гастролях. И еще одарила племянника всякой мелочью: модными импортными сорочками, галстуками, носками, финским плащом и канадской дубленкой в придачу. Сердце мальчика затрепетало, и он от души расцеловал оштукатуренное, выбеленное и разрисованное, словно фреска, лицо стареющей тетушки. Растроганная благодарностью любимого племянника, она широким жестом бросила на тахту пачку хрустящих купюр, чтобы отдохнуло дитя после тяжкой неволи.

— Богиня! — театрально, с почти искренним восхищением воскликнул племянник. — Не могу выразить словами! Ты сильнее самого бога! Всемогуща. — Важа уставился своим косым глазом на тетушку, будто подыскивая подходящие слова, выдержал паузу и продолжил с дрожью в голосе: — Если бы ты знала, в каком страшном месте я находился… — И сокрушенно опустил голову. — До сих пор не могу в себя прийти… Как еще жив остался!.. Потерял надежду и собирался наложить на себя руки… — Он испытующе посмотрел на тетушку, ожидая ее реакции.

— Что ты! Что ты! — замахала руками Талико.

— Еще немного — и мы больше никогда бы не увиделись, — припугнул Важа.

— Молчи! Чтоб я больше не слышала такой глупости! — Талико забило в лихорадке. — Да как тебе в голову могло прийти такое?! Бедный, несчастный маленький мальчик! Будь они прокляты! — погрозила она кому-то. — Ну подождите, я вам еще покажу! Я всех вас выведу на чистую воду!

Она ругалась грубым басом и солдатскими шагами мерила столовую, которая была увешана всякими женскими безделицами так, что напоминала новогоднюю витрину магазина.

Тетушка лелеяла надежду, что когда-нибудь племянник отблагодарит любовью и вниманием за все ее труды и заботы. Вот подрастет, думала она (хотя, казалось бы, куда еще расти двадцатитрехлетнему верзиле), поумнеет и станет в старости опорой ей, бездетной женщине.

Откуда было знать любящей тетушке Талико, что легкомысленного, безмерно избалованного, взбалмошного племянника так никогда и не удастся направить на путь истинный? Что придет время и в один ненастный вечер (тогда его могущественная тетушка уже будет лишена престола, и никто не помянет ее добрым словом) он погубит сразу три семьи. Выстрелами из пистолета он убьет трех юношей и тем самым подпишет себе приговор. Как бы то ни было, а пока это не случилось, любящая тетушка старалась утешить Важа.

Но уже через месяц после заключения, когда нервы успокоились и он почувствовал прилив молодецкой силы и удали, уютная тетушкина квартирка стала ему в тягость. Важа встретился с друзьями-приятелями. Как полагается, выпили по случаю благополучного возвращения, в меру покуролесили — он снова вошел во вкус «светского» времяпрепровождения. Хорошо зная возможности своей богатой тетушки, загулял, что называется, на широкую ногу. Рестораны, где его знали в лицо все официанты, сменялись загородными прогулками с девочками, шашлыками и вином, дебоши на дачах следовали за милыми погромами в квартирах. В общем, шалил мальчик. Отводил свою необузданную, не скованную предрассудками душу. Тетушка не слишком бранила его за подобные шалости. Она или закрывала глаза, или оберегала племянника, если случалась необходимость. Как-никак родная кровинка. Неудобно не заботиться или проявлять скупость, а тем более выражать любимому племяннику недоверие. Мальчик знает, что делает.

Талико Эргемлидзе, хоть и обладала почти монаршей властью, все же боялась за свою репутацию. Ей было небезразлично, что скажут люди, тем более родственники. Семейным отношениям она придавала первостепенное значение. Дело не столько в самом племяннике, сколько в репутации, которая, по ее мнению, могла пострадать, не помоги она сыну родного брата. Правда, она несколько переборщила, раздавая должности за то, чтобы освободили из заключения мальчишку. Но кто не делал подобных ошибок, имея начальственную возможность…

Вечер в доме Манучара Баделидзе был в разгаре. Талико Эргемлидзе одаривала всех своей очаровательной, с ее точки зрения, улыбкой и величественно принимала ответное признание. Правда, в тот день она неважно себя чувствовала. Чего только до этого не предпринимал ее врач — недомогание оставалось. У него даже невольно вырвалось, что это симптомы возраста… Что очень оскорбило значительную особу.