Иорам Чадунели - Возмездие. Рождественский бал

«Добрые дела, они всегда окупаются», — улыбнулся про себя Ростом, и вдруг его холодом обдало. Вспомнил, что недавно Талико поручила ему уладить одно серьезное дело, а он еще ничего не предпринял. Поспешно набрал нужный номер телефона:

— Тариел, быстро ко мне!

Через несколько минут дверь кабинета открыл высокий брюнет.

— Немедленно свяжись с начальником милиции, пусть срочно доставит нам дело Важа Дидидзе, очень прошу тебя, не в службу, а в дружбу, возьми под свой контроль. Там какая-то пустяковина…

Следователь прокуратуры города молча кивнул и так же молча вышел.

В тот же день он все обстоятельно доложил:

— Несколько дней назад Важа Дидидзе, Мамулашвили, Лоладзе и их собутыльники развлекались в ресторане «Самадло». В состоянии сильного опьянения Дидидзе выстрелами из револьвера тяжело ранил двух граждан. Важа Дидидзе, несмотря на молодость, уже совершил шесть тяжких преступлений. Четыре раза при задержании у него было обнаружено огнестрельное оружие. Неоднократно задерживался как злостный хулиган. И каждый раз благополучно уходил от правосудия. Судя по всему, у него влиятельный покровитель…

— Хорошо, — задумался Ростом. — Преступление совершено с помощью огнестрельного оружия. А пострадавшие выжили?

— Да.

— Прекрасно! Можно квалифицировать злостное хулиганство.

— Как?! — поперхнулся следователь. — Два человека тяжело ранены в упор из огнестрельного оружия!..

— Пострадавшие остались в живых, думаю, они не будут предъявлять нам претензии, — сказал Ростом тоном, не допускающим возражения.

Сейчас, после многозначительного упрека Талико, все это зримо встало перед ним. Охватила горечь. Ничего себе игнорирование просьбы, пустяковое дело! Нет, положительно, люди неблагодарны.

Вот и делай после этого добро, еще получишь пинок, полетишь неизвестно в каком направлении.

Он мучительно переживал несправедливую обиду, пусть далеко не первую, но от этого не менее горькую. Легче было бы снести и ее, если бы Талико хоть разок еще за весь вечер удостоила его вниманием. Но она больше даже не взглянула в сторону проштрафившегося земляка, не захотела унять снедавшую его обиду и подступавший страх…

Из окна аккуратного домика, приютившегося во дворе многоэтажного жилого корпуса, выглядывали две любопытные физиономии. Пожилые кумушки с удовольствием чесали языки.

— И это ничтожество называет себя мужчиной?! — язвила одна, судя по всему, гостья, оглядывая из-под очков человека, который на балконе роскошной квартиры Манучара Баделидзе, растопырившись и размахивая руками — точь-в-точь пугало огородное, — разговаривал с кем-то несуразно длинным и тощим. — Да к нему и на версту не подойдешь — такое от него амбре.

— Вы правы, — сглотнула слюну хозяйка, невысокая сухопарая старая дева. — Только куда денешься: или на рынке за кусок мяса чуть не всю пенсию выложишь, или в очереди в магазине чуть не день простоишь из-за одного килограмма.

— Нет, милая, нет! Как бы ни прижало, а приятельствовать с этим мясником я бы не смогла.

— Не зарекайтесь… — Старая дева осторожно, по-заячьи повела глазами и, лишь убедившись, что их никто не подслушивает, продолжала: — Говорят, он один из самых удачливых дельцов в нашем городе. Не суди о людях по виду…

— Обезьяна — и та краше! Но какая прыть? — не унималась гостья.

— Дело немудреное. Мясо нынче, сама знаешь, дефицит. А эти ловкачи, по слухам, на Северном Кавказе коров покупают за гроши, а здесь и за кости втридорога дерут. Как не разбогатеть!

— Да что, на них управы нет?

— У кого в руках управа, те и сами на этом руки греют. Мясник сто рублей им отдаст, тысячу в карман положит. Уж так жизнь устроена…

— Видать, конец свету приходит…

— Да тихо вы! Манучар услышит — дорого может нам обойтись его недовольство.

— Уж и слова сказать не смей! Мясника не трожь — любого и каждого за пояс заткнет. Большого человека недобрым словом не помяни — все ходы-выходы в его руках, захочет, так еще и замурует. Молчи да подпевай тем, у кого власть и деньги! Вот ведь как обернулось. Не в чести уже честность и благородство. Одним спекулянтам да хапугам раздолье, а порядочный человек пусть концы с концами сводит и сопит себе под нос, не то ворюги в порошок сотрут.

— Теперь без того, чтобы ручку позолотить, и шагу не ступишь, — продолжала хозяйка. — Видишь, тот, который на балкон теперь вышел, — директор техникума. Так этот на студентах разбогател… Большой доход имеет…

— Совесть совсем потеряли! Да на кой ляд ему столько? Может, на том свете за грехи земные расплачиваться собираются?

Через балконную дверь было хорошо видно, как в гостиную вошел мужчина средних лет с бледным тонким лицом. Он высокомерно поздоровался с мясником. Манучару же поклонился, согнувшись едва ли не до пола.

— Понемножку-то все берут, взятки нынче круговые… — Старая дева укоризненно зацокала языком, помолчала, потом, неожиданно оживившись, спросила: — Слыхала, новая звезда взошла?

— Певица, что ли?

— Какая там певица! — засмеялась хозяйка. — Миллионер… На деньги и не смотрит, золото ему морским песком кажется…

— Да кто же этот прохвост?

Старая дева зашептала на ухо своей гостье.

— Да что ты?! — всплеснула руками гостья. — Уж лучше бы мне и не говорила! Ведь никому не скажешь. — Она похлопала себя по губам, испуганно оглянулась. — Неужели он не боится? Ведь такой пост занимает!

— Что посты — они теперь не удержка. Только слыхала, этого миллионера скоро обойдет Рамаз Бибилури…

— Неужто и он?

— Такой пройдоха оказался, весь институт к рукам прибрал. Так ловко заправляет, что диву даешься, как это у него получается. Закрутил институт, как ветер мельницу. — Старая дева хмыкнула: — Поступающих по блату с каждым годом все больше становится. Ну и мзда тоже не убывает, растет и растет, и ложатся денежки в карман Бибилури и его компании. Наверное, и сосчитать не успевают. А того, кто со знаниями, но без толстой пачки денег, будь он хоть семи пядей во лбу, и близко к институту не подпустят. Бибилури руку приложит. С такими, как у него, покровителями и реку вспять можно повернуть, не то что институт бездарностями и бездельниками напихать. Вот, легок на помине, — старая дева приложила палец к губам.

Гостья с любопытством разглядывала появившегося на балконе Бибилури.

— Да-а, — опасливо промолвила она, — видать, серьезное мероприятие намечают в этом доме. Собираются тузы и толстосумы.

— Считай, что судьбы мира вершатся… В пределах республики…

— Ты ведь все о них знаешь…

— Еще бы! Ты себе и представить не можешь, сколько мне сегодня придется их объедков выносить, сколько посуды перемыть…

— Жаль мне тебя!