Иорам Чадунели - Возмездие. Рождественский бал

Посреди просторной комнаты стоял старинный резной стол, уставленный бутылками с шампанским, коньяком и ликерами. Несколько антикварных конфетниц были доверху заполнены фигурным и плиточным шоколадом, дорогими конфетами. Живописно лежали фрукты в огромной серебряной вазе. Чистые и использованные бокалы, фужеры, стаканы из хрусталя и баккара в беспорядке стояли тут и там. Столь же вольно расположились — кто на полу, кто в кресле, кто на стуле — молодые люди.

— Кофе стынет, — лениво сказал светловолосый паренек среднего роста. Судя по всему, он был в этом доме своим человеком.

— Остынет или нет — какое дело! — Русудан повела рукой, демонстрируя роскошный золотой браслет. На голове у нее был парик пепельного цвета, длинная юбка доходила до щиколоток, бархатный жакет спускался ниже бедер.

— Мировецкий у тебя браслет, — светловолосый парень намеревался сделать комплимент, но тон был слишком деловой, точно у оценщика-товароведа в комиссионном магазине.

— А мне нравятся твои «шлакси», — Русудан небрежно указала на широкие отвороты на джинсах Зазы Долидзе.

— С трудом достал. У нас ведь ничего путного не сыщешь, — Заза повертел носком туфли. — Это тоже оттуда. Не будь папа, не знаю, что бы я и делал…

Заза Долидзе заканчивал среднюю школу и был уверен, что родители устроят его в какой-нибудь институт. У его отца имелось доходное место, и он мог позволить себе побаловать единственного сынка Поговаривали, будто Лавросий Долидзе якшается с иностранцами. Во всяком случае, свое чадо ненашенской моднятиной он снабжал.

Вот и эти часы, большие и грубые, именуемые «Кардиналом», и кольцо «Кеннеди» — на безымянном пальце у сыночка — отец приобрел у иностранца недели две назад, пусть ребенок порадуется. Недешево доставалась Лавросию сыновняя благодарность. Долгое время Заза величал отца — в зависимости от обстоятельств — и деревенщиной, и мужланом, вахлаком, бурбоном, пентюхом, а то и просто жлобом, что на языке местных городских шалопаев означало принадлежность к отсталым провинциалам, далеким от приличествующего образа жизни, который они вели сами.

— Нашла чем восхищаться! — презрительно сплюнул узколицый длинноволосый парень. — Позорнятина эти штаны!

Заза даже побледнел от такой несправедливости. Он холодно прикинул стоимость одежды одноклассника — дешевка: узкие, туго облегающие худые ноги бархатные брюки, пестрый пиджак, сшитый, правда, искусным мастером, яркий, в рисунках галстук — все это не вызвало восторга Зазы.

— Не всем же так пижониться! — насмешливо парировал он.

— Чего ты все цапаешься, Заза! — вмешался атлетически сложенный парень, которому менее других шла пестрая вызывающая одежда.

Но тут спор оборвался, появился еще один парнишка — в джинсах с широкими отворотами, розовом пиджаке, на пальце голубело кольцо с бирюзой.

— О, Тамаз! — вяло воскликнула Русудан, не поднимаясь с кресла.

— Со мной жлобиха, — оглянулся он на дверь. — Входи, Маквала! Какие клевые часы! — поздоровавшись, отметил Тамаз Миндиашвили. — Вот это класс! Где достал, старик?

— Можно подумать, впервые видишь, — посмеялся Заза Долидзе, и, наполнив фужер шампанским, он осторожно, как горячий чай, стал прихлебывать.

— Прошу любить и жаловать — Маквала, — представил Тамаз подругу. Это была хорошо сложенная девочка их возраста с правильными чертами лица и зелеными глазами. На присутствующих она не произвела особого впечатления, так как была одета слишком просто.

Заза на всю мощь включил свой японский транзистор.

Долговязая девчонка в мини-юбке, энергично жуя и пузыря жевательную резинку, внимательно приглядывалась к транзистору.

— Хорошая штука! Сколько?

— Девятьсот!

— Дешево! — с нежностью сказала долговязая.

От возбуждающих звуков рок-н-ролла подростки задергались, вскочили. Все прыгали, обнимались, целовались без разбору. Танцевали до самозабвения, пока, обессиленные, не повалились кто куда.

— Джимми Хендрикс — настоящий псих, — запыхавшись, изрекла Русудан. — Терпеть не могу! Предпочитаю Мига Джегера!

— Что ты понимаешь в музыке! — возмутился Заза. — Джимми Хендрикс — бог.

— Я лично люблю битлов, — сказал ползающий на полу мальчишка с набриолиненными волосами, — у него из кольца выпал камешек, и он теперь искал его.

— Ты просто пижон! — решил Заза. — Ребята, что-то коньячку захотелось!

Он присел к столу, разлил в несколько рюмок коньяк и, заметив удивленно глядевшую на него Маквалу, протянул ей рюмку:

— На, тяпни!

— Да, не стесняйся, — поддержал Зазу Тамаз, — здесь можно все… У нас каждый сам по себе. — Он нагнулся к уху Маквалы и добавил, хихикая: — Каждый тут считает себя пупом земли и хочет убедить в этом окружающих. Хотя дураки дураками, все только показуха. Даже в музыке профаны. — Он презрительно глянул на собравшихся и сказал громко: — Что ваши дурацкие Хендриксы и Джегеры! Элла Фицджеральд — вот это класс!

— Твоя Элла утомляет, — вяло отозвалась Русудан и закурила сигарету.

— А мне нравится Армстронг… — осмелела вдруг Маквала. После рюмки коньяка внутри у нее все горело, на глазах выступили слезы.

В такую компанию Маквала попала впервые, и ее подавляли роскошь и изобилие деликатесов. У них в семье каждая копейка была на счету, шоколад, вино появлялись только по большим праздникам. Маквала с удивлением наблюдала сейчас своих ровесников, которые праздно, бессмысленно, бестолково балдели в этой комнате.

«Когда же они готовятся к экзаменам? — подумала она. — Может, вовсе не собираются учиться дальше?»

— Хочешь сигарету? — Русудан протянула Маквале пачку «Кента».

Чтобы не выглядеть простушкой, Маквала взяла сигарету. Никогда раньше она не курила, так что ощущение было не из приятных: она кашляла, судорожно хватала воздух, из глаз ручьем лились слезы. На потеху бывалым.

— Джимми Хендрикс — псих! — неожиданно выкрикнул Заза и ударил кулаком по столу. — Луи Армстронг — жлоб! Всех ненавижу!

— Зато Миг Джегер — что надо! — настаивал кто-то.

— Бедняжка, она никогда не станет светской, — сказала Русудан Тамазу, безучастно наблюдая, как кашляет Маквала.

— Кто тебе сшил эту сорочку? — Заза подошел к парнишке с напомаженными волосами, который все еще ползал на четвереньках по полу.

— Овчарка.

— Она что, только для светских шьет? — Заза отпил кофе. — Может, составишь протекцию? И галстук твой мне нравится…

Мальчик с напомаженными волосами продолжал искать злосчастный камешек, пока наконец не увидел его возле ножки стола.

— Заза, включи-ка что-нибудь, — вскочила Русудан. — Квартира наша на всю ночь!

Заза повиновался — и через минуту комната опять наполнилась грохотом и звоном. Раскаты грома, вой сирены, грохот каменоломни, торжествующие вопли, выстрелы, крики ужаса, взрывы, канонада, предсмертные стоны…