Иорам Чадунели - Возмездие. Рождественский бал

Он причесался, поправил галстук и легкой походкой вышел из кабинета.

— Подготовили вопрос?

— Да, подготовил.

— Кандидатура?

— После согласования с вами не изменилась.

— Хорошо, хорошо, — как бы про себя проговорил начальник, вставая с кресла. Он заложил руки за спину и стал ходить по кабинету взад и вперед. — Противоречивые мнения, — спокойно начал он, — одни хвалят, другие поносят. Но в конце концов мы остановились на директоре фабрики. Я думаю, лучшей кандидатуры не найти. Он человек оборотистый, в меру ловкий, энергичный… Именно то, что нам надо.

Баделидзе торжествовал.

— Моя находка, — самодовольно проговорил начальник. — На той неделе и утвердим.

Манучар был удовлетворен. Войдя к себе в кабинет, быстро набрал знакомый номер.

— Да, я, Баделидзе… С тебя магарыч!

— Неужто сбылось?! — По телу Варлама прошла радостная дрожь.

— Считай, что уже крещен.

— Ты не человек, ты — бог!

— Ну, хватит, это не телефонный разговор. Приходи ко мне домой, — холодно приказал Баделидзе.

Варлам был наверху блаженства, что не укрылось от сидевших в кабинете.

— Севастьянович, — услышал он хриплый голос старого мастера, — никак хорошие новости?

— Да у тебя нюх, как у ищейки, Рубен!

Рубен зарделся, довольный: шутка ли, сам директор похвалил.

— Севастьянович, неужели вы думаете, что кто-нибудь из нас позавидует вашему счастью? — обиженно проговорил главный инженер.

— По крайней мере ты ничего не теряешь, разве что поднимешься еще на одну ступеньку. — Варлам сказал это таким тоном, что собравшиеся поняли: директор готовится к большому прыжку.

У Чумалетели от радости даже слезы навернулись на глаза.

Касарели, так некстати оказавшийся сейчас в кабинете директора, не знал, куда деваться от конфуза. Накануне он не мог уснуть, содержимое пакета жгло ему руки. Он вконец потерял голову, вскочил, не дожидаясь рассвета, и кинулся на фабрику. Он надеялся раньше других увидеть директора и выложить ему все начистоту. Больше часа околачивался в приемной, пока секретарша не сообщила, что Варлам Севастьянович будет только к трем.

Касарели отправился в цех. Мысленно он готовил разоблачительную речь, которая убедит директора, что его главный инженер — жулик и махинатор, сколотил на фабрике преступную группу расхитителей. Эта группа пускает налево дефицитное сырье, фальсифицирует выполнение плана, стряпает искусственные ведомости.

В заключение Юрий намеревался сообщить о пакете с деньгами.

Когда директор появился, Юрий быстро направился к нему. В кабинете было много народу, и на него никто не обратил внимания. Со слов Рубена Касарели понял, что директор уходит на повышение, а на свое место прочит Чумалетели. Вот, оказывается, какие у них взаимоотношения! Окончательно разочарованный, он тихо поднялся и никем не замеченный вышел.

Во дворе он вспомнил, что конверт с деньгами все еще лежит в кармане. Свежий ветерок охладил немного юношу, он успокоился и стал вырабатывать план действий. «Надо пойти в милицию», — была первая мысль. Но он не раз встречал начальника Управления внутренних дел Ломия на фабрике. Тот приходил сюда запросто, отношения его с директором и главным инженером носили явно неофициальный характер. Лучше уж сразу в Министерство внутренних дел.

Он так долго обдумывал свои действия, что рабочий день кончился. Дежурный у входа в министерство категорически отказался его впустить.

Опять не повезло! Но Касарели не мог вернуться домой с деньгами.

— Будь другом, впусти, — взмолился он. — Да пойми ты, дело неотложное!

Но сержант был неумолим.

Тогда Юрий спустился на тротуар и, прислонившись к дереву, твердо решил дождаться заместителя министра внутренних дел.

Прошло больше часа. Наблюдавший за ним милиционер убедился, что парень не шутит.

— Эй, вы там! — крикнул он упрямцу. — Вас, вас! Целый час зову, а он будто оглох.

Касарели, все еще не веря своим ушам, сделал несколько шагов и оказался рядом с милиционером.

— Как ваша фамилия?

— Касарели.

— Откуда вы?

— Местный.

— Жаль, — вздохнул усатый. — Лучше бы уж из района. Приезжих он сразу принимает, — он почесал подбородок, немного подумал, удивленно разглядывая Касарели. — Убили кого?

— Нет.

— Обокрали квартиру?

— Нет, — сказал Касарели и улыбнулся.

— Побоев не видно, — задумался милиционер. — Ах, да! Вероятно, арестовали кого-то из близких? — Он обрадовался собственной догадке, похлопал Юрия по плечу и посоветовал: — Приходи, дорогой, завтра пораньше — и тебя спокойно пустят к начальнику следственного отдела.

— Нет, говорю! — наотрез отказался Касарели.

Сержант понял, что расспрашивать дальше бесполезно, но не впустить этого настырного парня тоже не мог. Он набрал нужный номер.

— Алло! Приемная? Докладывает дежурный. Здесь, в проходной, гражданин Касарели утверждает, что у него неотложное дело к заместителю министра. Говорит, дело государственное… — Он несколько минут напряженно молчал. — Так точно! — и положил трубку. — Ваши документы, — дежурный милиционер выписал пропуск и вернул Касарели удостоверение. Ох и упрям же ты! — усмехнулся он, пропуская посетителя.

Касарели направился к широкой мраморной лестнице.

Рамаз пребывал в отвратительном настроении, его одолела черная меланхолия. Он ненавидел всех и вся. Близкие его раздражали, работа опротивела, развлечения вызывали омерзение. Если бы ему показали счастливого человека, он воспринял бы это как вызов.

Тяжелые думы не давали профессору покоя. Не раз приходила в голову мысль о самоубийстве, но он тут же ее отгонял.

Жена раздражала его все больше. Ее лицо, фигура, походка вызывали стойкое отвращение, каждое слово казалось глупым. И даже просто присутствие Наны в комнате создавало нездоровый микроклимат. Поэтому он или запирался в своей комнате, или бежал из дома, или конфликтовал с женой. Наконец в один прекрасный день заявил, что подает на развод.

Нана металась, нервничала, пыталась вызвать мужа на откровенность, но так и не смогла узнать, что у него на сердце.

Рамаз же полностью отдался бракоразводному процессу. Он убедил себя, что причиной его недовольства собой являлась жена. И только она. Скоро уже бывшая жена.

Он решил посвятить в свою тайну отца.

Бено побледнел:

— Если в посуде трещина, вода когда-нибудь да просочится!.. — сказал он и умолк.

— Что делать, папа?

— Я боюсь только одного: как бы об этом не узнали другие.

— Будто так уж плохи дела?

— Чует мое сердце, — очень плохи.

— Значит, кто-то заинтересован. Надо быть начеку.

— Сейчас ничего не изменить. Много времени прошло. Я надеюсь на Баделидзе. Манучар не захочет меня терять, но если дело примет огласку, он не сможет помочь, — поднял голову Бено и так посмотрел на сына, будто навек с ним прощался.