Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

Мухтар замер.

«Они преследуют большевика! Значит, дашнаки — враги большевиков. Они их убивают». Мальчику стало страшно…

В это время к костру подбежал маузерист.

— Кто посмел разводить костры?! — закричал он в бешенстве. — Это что, сигнал партизанам? Хотите погубить и себя и нас?

Солдаты бросились тушить костер. На мольбы пассажиров не оставлять их в такой холод под открытым небом без огня дашнак грубо заорал:

— Какой черт дернул вас отправляться на край света в такое тревожное время?! Сидели бы дома, и вам и нам было бы спокойнее.

На робкий вопрос Исламова: неужели и в таких диких горных селениях есть большевики — он зло бросил:

— Глупый человек, а где нет этой заразы… Они всюду… Стерегут каждый наш шаг…

Исламов показал на женщин и детей:

— Сжальтесь хоть над ними!

— Попробуйте пойти вон в ту харчевню, — смягчившись, указал дашнак на мерцающий вдали огонек. — Может быть, там найдется место, хотя все равно всех вас там не разместят.

Оставив жену, служанку и Мухтара, Исламов ушел со спутниками, едущими с ним из самого Тебриза. Спотыкаясь в темноте, они медленно направились на огонек харчевни. Хозяин ее, толстый армянин в белом фартуке и засаленной суконной шапке с раздвоенным козырьком, разводил чадящий самовар и ставил на него чайники с чаем. В глубине помещения двое каких-то людей играли в карты, а на низких нарах сидел седой старик, похожий на бродячего музыканта, и что-то оживленно рассказывал окружившим его слушателям.

— Аллах сахласин! Пусть аллах вас бережет! — остановившись в дверях, произнес Исламов.

— Саг-ал!.. Здоровье вам! — послышался ответ.

Исламов объяснил хозяину причину их прихода. Тот покачал головой и, показав на пары, сказал:

— Здесь с трудом разместится человек десять, а вас больше сотни. Пусть простит меня дева Мария, ничем помочь не могу.

Исламов и его спутники выпили чаю, вина и навеселе покинули харчевню.

— До чего дожили! — возмущался он по дороге. — Раньше, при царе, в России была одна граница. Куда хочешь, туда я поезжай, лишь бы был паспорт и деньги, а сейчас у нас сотни границ: армянская, грузинская, бакинская и бог весть еще какая! Скоро из деревня в деревню нельзя будет пройти без пропуска…

— Зато у каждого народа своя власть! — весело ответил кто-то из спутников.

— Какая там своя?! — возразил другой. — Сейчас даже о собственной голове трудно сказать, что она твоя: захотят англичане или американцы и снимут с плеч… Делают ставку на одного, не угодит — тут же меняют его.

— Ничего, пройдут эти времена, и снова можно будет свободно передвигаться по всей России, — сказал Исламов уверенно. — А у армян, грузин и других народов будет свобода, независимость и союз с Россией и Западом.

— И ты веришь?

— В этом не может быть сомнения. Подумай сам: неужели может продолжаться так долго анархия? Кончится же когда-нибудь драка между армянами, грузинами и азербайджанцами, русские тоже между собой примирятся. — Исламов некоторое время помолчал. — Во всем мире такая же неразбериха, как в России. И немцы прогнали своего Вильгельма… и Ахмед-шах наш уйдет.

— Вах! Кто же будет нашим шахиншахом?

— Великий кукольник. Найдут кого-нибудь! — воскликнул Исламов, показав рукой на небо.

— Кто же этот ваш Великий кукольник? Аллах?

— Капитал! — не задумываясь ответил Исламов. — Он управляет жизнью, вселенной, судьбами людей, королями, султанами и шахиншахами…

Никто не ответил.

— Не верите мне? — сказал Исламов. — Разве не убедились за эти дни, что золото открывает все ворота? — Сделав паузу, он воскликнул: — Потерпите еще немного и убедитесь в верности моих слов!

Когда Исламов и его спутники вернулись, люди еще сидели у теплого пепла погасшего костра. Служанка Сакина, чтобы быстрее шло время и предательский сон в холодную весеннюю ночь не взял свое, тихо, почти шепотом, рассказывала восточную легенду о любви певца Ашик-кериба. Мухтар почти ничего не понимал. Он ловил отдельные фразы и вспоминал, как сам, развлекая больную Зейнаб, рассказывал сказки.

…Время шло медленно. Всем казалось — ночь никогда не кончится. Ни игра в карты, ни борьба, ни сказки, ни вино не могли согреть, у людей зуб на зуб не попадал. Так прошло трое суток. И люди ждали, когда ветер судьбы пригонит корабль их жизни к берегам счастья — когда из Тифлиса прибудет железнодорожный состав и они сядут в вагоны, покинут эту страшную станцию, где каждую минуту их могут ограбить, отнять последнюю копейку. Эти бессонные тревожные ночи казались куда страшней, чем сама война, о которой рассказывали бывшие фронтовики.

За эти дни Мухтар подружился со своим ровесником, армянским мальчиком Вартаном. Он был из Карса, где свирепствовали янычары. Они убили родителей Вартана. Каким образом Вартан добрался до Эривани, Мухтар еще не знал. Но то, что мальчик был одинок в этом странном и непонятном мире, маленький араб почувствовал сразу. Мухтар рассказал ему о своих злоключениях, а Вартан — о тяжелой жизни в Армении. У Вартана в Тифлисе жила тетка, к которой он и пробирался через границу. Мухтар рассказал Вартану, как он попал к Исламову, о своем желании убежать от хозяина. Вартан дал ему адрес тетки и велел приходить к нему, как только Мухтар доберется до Тифлиса.

Сама судьба подружила Вартана и Мухтара. По ночам мальчики о чем-то шептались, а днем, в ожидании поезда, не спускали глаз с железнодорожных путей.

На четвертые сутки ранним утром мальчики первыми заметили дымок паровоза и радостно закричали:

— Идет! Идет!

Сонные, измученные долгим ожиданием люди встревоженно поднялись, засуетились, бросились к своим вещам.

— Сидите на месте! Сидите на месте! — приказывали солдаты.

Но люди уже не слушали их. В толпе шныряли карманники. У кого-то в этой суматохе пропали вещи. На перроне собралось немало и местных жителей-безбилетников, надеявшихся, так же как и Вартан, попасть в Тифлис.

Вот и поезд. Он показался из-за горного поворота, перешел пограничную арку и вскоре остановился у платформы станции Санаин.

Солдаты отгоняли людей в сторону.

— Дайте пассажирам выйти из вагона! Пока они там, все равно вы не войдете в вагон! — кричали они.

Один из таможенников, заглянув в вагон, набитый людьми, мебелью, сундуками, винными бочками, удивленно воскликнул:

— Вах! Вот это настоящие кавказские кочевники. Похоже, они захватили из дома даже ночные горшки. — И расхохотался.

Из меньшевистской Грузии выселялись армяне, коренные жители Тифлиса. Столько же грузин должны были покинуть пределы дашнакской Армении. Многие из приехавших, чувствуя себя на территории Армении в безопасности, расхрабрились, как петухи, и, проходя мимо сопровождавших их конвоиров, ругали вождя грузинских меньшевиков Жордания последними словами.