Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

— Зейнаб, может быть, мне одному пойти в город, а потом прийти за тобой?

Но Зейнаб не хотела оставаться одна.

— Тогда давай сделаем так: ты притворишься слепой. Возьмем палку, за один конец будешь держаться ты, за другой я. И так пойдем в город, а там будет видно.

Зейнаб хоть и неохотно, но согласилась.

— Мне будет стыдно, но я сделаю так, как ты считаешь нужным.

— Да, сестра моя, без хитрости тут не обойтись.

Беглецы вышли на дорогу. Влившись в толпу феллахов, рабочих и местных жителей, спешивших на базар, они вошли в город.

Народу в городе было видимо-невидимо. Вот старец на белом ослике, разукрашенном всякими амулетами, погремушками и разноцветными помпонами, обгоняет велосипедиста на новенькой французской машине. Яростно звоня, велосипедист требует уступить ему дорогу. А флегматичный верблюд, которого хозяин держит за уздечку, и не думает посторониться. Из многочисленных кофеен доносятся громкие трели ливанских канареек и дамасских соловьев. Здесь, как в Багдаде или Дамаске, сидят в кофейнях, потягивая черный кофе или крепкий чай.

Изорванная, грязная бязевая рубашка и вытертые штаны Мухтара, старое, залатанное платье Зейнаб, их босые израненные ноги и изможденные лица вызывали у прохожих невольное сострадание. Но никому даже в голову не приходило поинтересоваться их судьбой. Мало ли нищих бродит по улицам!

Мухтар шел по городу наугад. Иногда они встречали французских солдат, и мальчик провожал их гневным взглядом.

Какой-то старик, продавец жареных каштанов, увидев Мухтара и «слепую» девушку, крикнул:

— Сынок, на, возьми да сестру угости! — и, протягивая мальчику десяток жареных каштанов, добавил: — Помолись за меня аллаху, да поможет он мне… Твоя молитва дойдет до него, она чистая, раз ты не покидаешь несчастную сестру.

— Хорошо, помолюсь, спасибо за каштаны.

Зейнаб с трудом выдерживала роль слепой.

— Держись, а то все дело испортишь, — прошептал Мухтар.

Из открытых дверей кафе доносилась шумная, гортанная арабская речь. Сидевшие в чайхане люди, оживленно жестикулируя, громко спорили о войне, турках, о свободе, о каком-то парламенте. По улицам проносились машины с французскими военными патрулями.

Ведя за собой Зейнаб, Мухтар неторопливо прокладывал дорогу. Некоторые из прохожих протягивали ему мелкую монету, со вздохом произнося: «Аллах, будь ко мне милостив!» А Зейнаб, слыша слова жалости, от обиды кусала себе губы до крови. Мухтар боялся, что она не выдержит и откроет глаза.

— Зейнаб, тебе очень неловко? — спросил он тихо.

— О, если бы ты знал, что я сейчас чувствую!

— Ты сама понимаешь, я не виноват. Мы же не просим, они сами дают… — шепнул Мухтар и, повернувшись, увидел, что по щекам Зейнаб текут слезы.

Сердце Мухтара сжалось.

— Зейнаб, душа моя! — вымолвил он. — Не плачь. Скоро мы уже выйдем из города. Ты столько терпела в жизни, ну потерпи еще немного!

— Обидно, очень обидно, что здесь, на родной земле, мы так унижаемся. Что же будет с нами в чужой стране, среди иноверцев? Неужели там будет легче, чем здесь?

Мухтар молчал. «А может быть, она права? — думал он в смятении, но тут же сам опровергал себя: — Нет, в России нам будет хорошо. Не могли Мирза, Маркос и Низам говорить неправду о России, о Ленине». И он стал убеждать в этом девушку.

— Зейнаб, верь мне, мы будем там жить как в отцовском доме, мы найдем свое счастье. Найдем обязательно!

Зейнаб облегченно вздохнула.

Неожиданно послышались барабанная дробь и звон колокольчиков. Обернувшись, Мухтар увидел большую толпу. Одни были в простой национальной одежде, другие в европейских костюмах. Беглецы пошли за толпой. Над колоннами колыхались зеленые и красные транспаранты.

«Нас, арабов, веками угнетали османские беки и паши. Теперь их сменили англичане и французы! Так защитим свою родину и свободу!»

Зейнаб ничего не видела. Опустив голову, она жаждала лишь одного: скорей уйти из города.

«Долой чужеземцев! Сирийцы сами могут управлять своей страной!»

Один из транспарантов особенно взволновал Мухтара. На нем был призыв: «За победу красной России!»

Демонстранты вышли на площадь Эль-Фарадж. К изумлению Мухтара, на импровизированную трибуну вдруг поднялся тот самый пожилой чернобородый араб, которого он видел в Дамаске, в кабинете Низама. Сердце мальчика затрепетало. Он готов был броситься к нему, но это было не так-то просто: нельзя бросать Зейнаб, да и не протиснешься!

Народ встретил оратора восторженными криками и рукоплесканиями. Чернобородый улыбнулся и в приветствии поднял руку.

— Соотечественники и братья! — обратился он к демонстрантам: — Антанта продолжает войну и отвергает мир, предложенный Лениным. Москва отказывается от колониальной политики царской России. Новая Россия не хочет чужой земли, не хочет колоний. Ей не нужны ни долины Ирана, ни воды Турции, ни горы Курдистана. Не нужна ей и наша Сирия. А вот английские и французские войска оккупировали арабские земли. По какому праву французы пришли в Сирию? Антанта хочет задушить русскую революцию. Английские войска захватили Иран, и теперь они на Кавказе.

— Слушай, Зейнаб! Слушай! — возбужденно шепнул Мухтар. — Ты никогда еще не слышала таких слов! А я слышал.

Сдавленная со всех сторон Зейнаб внимательно слушала.

А чернобородый продолжал:

— Антанта стремится задушить молодую Россию, но я заверяю вас, что империалисты сломают себе шею. Россия завоевала любовь народов всего мира, в том числе и нашего. Потому что Ленин — друг пролетариев, он протягивает руку братства всем угнетенным народам Востока. А мы не должны забывать заветы наших предков: «Смелый народ не боится борьбы с врагом, трусы же подобны червяку: каждый пришелец может раздавить их!» Мы избавились от многовекового ига турецких султанов, беков, сейчас нас притесняют английские и французские господа. Чтобы завоевать независимость, освободить арабские земли, есть лишь один путь — путь борьбы! — Он сделал паузу и зорким взглядом обвел толпу. Заметив, что на митинге много армян, он обратился и к ним: — Я обращаюсь к тем беднякам-армянам, которые спаслись от янычар, султанских варваров, и нашли убежище здесь, среди арабов, с братским призывом присоединиться к нам. Наша борьба — это борьба за счастье всех обездоленных людей сирийской земли. У нас общий враг — империализм!

— Изгнать! Смерть им! — послышались крики в толпе.

Зейнаб потянула Мухтара за рукав:

— Брат, кто он такой?

— Друг Низама, — тихо ответил Мухтар. — Ты слушай, Зейнаб, слушай, потом я тебе все объясню.

Но оратор уже закончил речь и сошел с трибуны.

Толпа продолжала грозно гудеть:

— Независимость! Свобода!

— России Ленина — слава!