Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

— Долой Черчилля, долой Пуанкаре!

Мухтар решил все же сделать попытку протиснуться к чернобородому, но безуспешно. Толпа окружила оратора, и он вскоре исчез. Разошлись и люди.

Мухтар решил, пока не поздно, обменять оставшиеся у него рупии на лиры, чтобы купить еду. Отведя Зейнаб подальше от всей этой суматохи в тихую улочку, он бросился к первому попавшемуся меняле и, получив лиры, купил масло, лепешки, сахар, маленький походный чайник, медный кувшинчик и платок для Зейнаб, чтобы хоть чем-то порадовать девушку.

Зейнаб сидела на корточках и, опустив голову, терпеливо с закрытыми глазами ждала его. Она не видела, что Мухтар постелил перед нею свой старенький платок. Прохожие бросали на платок милостыню, и Зейнаб, сгорая от стыда, бормотала слова благодарности, а в душе бранила Мухтара за то, что он долго не возвращался.

Вернувшись, Мухтар увидел деньги и, сунув платок с монетами в карман, чтобы прохожие не заподозрили в нем вора, громко сказал:

— Сестра, я пришел, вставай, пойдем домой! — и протянул ей палку.

Зейнаб встала. Ноги сильно затекли и болели. Но надо было торопиться.

Солнце стояло в зените, когда Мухтар вывел Зейнаб за городскую черту. Впереди зеленым ковром раскинулись поля и сады. В густой бледно-зеленой листве краснели крупные гранаты, поблескивали спелые сочные маслины. На далеких горных вершинах лежал отливающий синевой снег.

— Ну, страдалица, теперь можешь открыть глаза.

Зейнаб подняла веки и от резкого яркого света зажмурилась.

— Быть зрячим — большое счастье, но скажу тебе честно: я только теперь поняла, что стыд хуже смерти! — сказала она.

Мухтар понимал, что и теперь, после Халеба, их путь не будет усыпан розами. Мухтара тревожила не граница. Она существовала только на картах. Каждый день десятки семейств переходили то в Турецкую Армению, то сюда. Его волновала судьба Зейнаб.

Их дорога пролегала теперь через ту часть Армении, которая находится между Закавказьем и долинами верхнего Евфрата и Тигра — владениями турецкого султана. Много страшного рассказывал проводник Петрос об этой местности, когда они ехали в Халеб.

Дядя Петрос был прав. Мухтару и Зейнаб действительно пришлось нелегко. И вот наконец они в маленьком армянском городе Урфа. Здесь царило запустение. Брошенные хозяевами жилища, роскошные сады и многочисленные пруды, тишина — все это усиливало тревогу, рождало страх.

Остались позади реки Евфрат и Карамук.

— Зейнаб, помнишь Урфу? Там в прудах плавали белоснежные лебеди.

— Да, друг мой, помню… Но все это аллах создал не для таких, как мы.

Мухтар тяжело вздохнул. Потом с глубокомысленным взглядом ответил:

— Счастье, Зейнаб, не в лебедях… И не в прудах.

Увидев его мину, Зейнаб впервые за последнее время звонко рассмеялась. Это очень обрадовало Мухтара.

— Завтра будет ровно сорок дней, как мы вышли из Халеба, — сказал он. — Еще несколько дней, и нашим мукам придет конец. — И он стал шутливо бранить красивые места, по которым лежал их путь.

Мухтар и Зейнаб попробовали вкусную ледяную воду родника Евфрата, бегущего со склона Думлы-Дагада. Кто-то из турок, местных жителей, рассказал Мухтару старинную армянскую легенду, будто бы в роднике Евфрата был зарыт святой животворящий крест. Потому-то вода в нем священная, она смывает грехи и убивает тех, кто навлек на себя божью немилость.

Мухтар и Зейнаб были в восторге от озера Ван, или, как называли его армяне, жители города Дзованай, Ардышой. В его зеленовато-синей воде отражались снежные вершины гор.

В горном ущелье между селениями Ревандузом и Резонок, через которые проходила дорога в Иран, Мухтар и Зейнаб неожиданно столкнулись с длинной колонной армян-беженцев из Армянской Восточной Таврии. Их было несколько сот человек. Старики, женщины, дети, худые, измученные голодом и долгой дорогой, вечным страхом перед турками, напуганные их жестокостью, были похожи на обтянутые кожей скелеты. Они шли с хоругвями, крестами, иконами. С трудом передвигая ноги, беженцы без конца повторяли имя божье, стонали, хором пели молитвы.

Мухтар и Зейнаб присоединились к ним. Никогда в жизни Мухтару и Зейнаб не приходилось видеть такого горя и отчаяния. Они долго шли вслед за толпой, потрясенные этим ужасным зрелищем.

— Скажите, откуда вы? Куда идете? — спросил Мухтар по-турецки у одного юноши.

— Мы армяне, беженцы из Самсуна, Урфы, Анатолии и Вана… — ответил тот. — Янычары разорили наши дома и перерезали женщин, детей… Мы бежим в Россию… там наша родина…

Повернувшись к старой женщине, которую вел под руку, юноша спросил:

— Мама, как мне помочь тебе? Может быть, понести на спине?

— Родной мой, у меня уже нет сил двигаться. Мне, видно, не добраться до России.

И женщина, сделав с трудом несколько шагов, со стоном рухнула на землю. Ее сын и Мухтар бросились к ней. Мухтар достал из своей сумки апельсин и, очистив его, протянул юноше:

— Дай матери! Ей будет легче.

Но женщине уже ничего не было нужно. Сын даже не смог открыть ей рот и выдавить сок из апельсина.

— Мама! Мама! — кричал в отчаянии юноша.

— О проклятые люди! — воскликнул кто-то из толпы и, воздев руки, запричитал: — О Россия, страна витязей, спаси нас, подвинь ближе к нам свои границы. Нет больше мочи идти дальше!

В самом деле, беженцы еле шли. Были и такие, что ползли на четвереньках.

Юноша громко рыдал, проклиная судьбу.

Глядя сквозь слезы на мертвую женщину, Мухтар вспомнил свою мать. Плакала и Зейнаб.

Из толпы вышел высокий худой священник в камилавке и, отслужив панихиду, велел похоронить покойницу. Предав женщину земле, толпа беженцев с горькими воплями и проклятиями двинулась дальше.

Свирепый ветер поднимал густую пыль. Она лезла в глаза, в нос, спирая дыхание. Ветер завывал в ущелье, как бы угрожая беженцам.

— Скорей, скорей! — говорили суеверные старики. — Грядет злой час, торопитесь!

Мухтар и Зейнаб, держась рядом, не отставали от армян.

— Видишь, и они идут в Россию, — желая успокоить Зейнаб, говорил Мухтар. — Все бедные, несчастные люди стремятся туда, к Ленину. Там нет рабства, там все люди равны…

К Мухтару подошел пожилой армянин.

— Я слышал твой разговор с сестрой, — сказал он по-турецки. — Ты о своих думах и о Ленине не говори вслух. Никому не открывай своей сокровенной тайны. Англичане в Иране, их хватает и там, на Кавказе, а они не любят таких мыслей.

— Я же сестре сказал, — оправдывался Мухтар. — Вы ведь тоже туда идете.

— Мы сами не знаем, к кому идем и куда… Пока что мы бежим от смерти… — И, наклонившись к мальчику, он тихо предупредил: — Среди нас тоже есть люди, готовые любого продать, лишь бы спасти свою шкуру… Запомни это и о Ленине ни слова. Понял?