Барри Хайнс - Пустельга для отрока. Взгляды и улыбки

— Может, просто не в этом доме…

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что ты не каждую субботу здесь ночуешь. Верно?

— Билли, голубчик, ты туфли мои не видел?

Она растерянно озиралась, заглядывала под стол, под стулья и наконец опустилась на колени и пошарила под кушеткой. Джад натянул пиджак, расправил плечи, оглядел себя сбоку в зеркале и улыбнулся самому себе.

— Какой-то пташке сегодня вечером здорово повезет.

Он взбил надо лбом кок и, насвистывая, вышел вон.

Миссис Каспер, повертев туфли в руках, послюнила палец и попыталась оттереть пятна на каблуках, потом подышала на туфли и потерла их краем скатерти.

— Почистить бы не мешало. Ну да ладно, все равно скоро стемнеет.

Она надела туфли и оглядела себя сзади.

— У меня петли не спустились, Билли?

Билли посмотрел на ее ноги и покачал головой.

— Не видно.

— И то ладно. А что ты вечером собираешься делать, дружочек?

— Книжку читать.

— Вот и прекрасно. О чем книжка?

— О соколах. Я хочу достать птенца пустельги и обучить его.

— Пустельги? Это еще что такое? Ой, сколько?..

— Это сокол такой — пустельга. А при чем тут «сколько»?

— Я спрашиваю, сколько сейчас времени?

— Ты знаешь, я уже сарайчик прибрал и ящик от апельсинов под гнездо приспособил…

— Без десяти восемь! Ой-ой-ой, как всегда, опаздываю.

Она выскочила в прихожую и стала лихорадочно перебирать одежду, развешанную на лестничных перилах, срывая все ненужное и швыряя на пол, пока не добралась до своего жакета.

— Вот тебе два шиллинга. Пойди купи себе лимонаду, воздушной кукурузы или еще чего-нибудь.

Миссис Каспер бросила монетки на каминную полку и улыбнулась своему отражению в зеркале.

— И смотри, чтоб ты был в постели, когда я вернусь.

Она пронеслась через кухню, хлопнула дверью, и в доме стало совсем тихо. Билли открыл книгу, отыскал место, где он остановился, и стал читать, шевеля губами и водя пальцем по строчкам.

Заслышав шаги на лестнице, Билли сунул книгу под подушку и рванулся к выключателю. Шаги были тяжелые, временами они замирали, и тогда казалось, что подъем прекратился.

В конце концов шаги достигли все же верхней площадки, щелкнул выключатель, и Джад, шатаясь, вошел в спальню, бубня себе что-то под нос. Он дошел до кровати и постоял, переминаясь на месте для устойчивости, так, словно пол качался под ним.

— Билли. Ты чо, шпишь, что ли, а, Билли?

Билли лежал неподвижно, уткнувшись лицом в простыню. Джад откачнулся и стал расстегивать верхнюю пуговицу сорочки, тщетно пытаясь искоса взглянуть на нее и морщась. Он тяжело дышал, и видно было, что эта немудреная операция требует от него не меньшей затраты сил, чем бег по пересеченной местности. Наконец он ухитрился расстегнуть две верхние пуговицы и стал стаскивать рубашку через голову, при этом он вывернул ее наизнанку и попытался вытащить руки из рукавов с нерасстегнутыми манжетами. И тут брюки спустились ниже колен, и он поднял ногу. Однако, когда он сделал попытку нагнуться и посмотреть на свои ноги, тут же потерял равновесие, и ему пришлось запрыгать, чтобы устоять на ногах. Он остановился, наткнувшись на стену. Ухмыльнулся, увидев розу на обоях, потом повернулся и прижал головой эту розу.

— Тпру, пакость, стой!

Он привалился к стене и, ухмыляясь, разглядывал свои штаны, комом сбившиеся вокруг лодыжек.

— Билли! Вставай, Билли!

Джад побрел через комнату, точно узник в кандалах.

— Билли, вставай!

Он остановился возле кровати и попытался стянуть с Билли простыню.

Билли повернулся, вцепившись в простыню изо всех сил.

— Отстань, Джад, я сплю.

— Помоги ми-не раз-деться, а, Билли. Я бухой. В лоскуты. Я такой бухой, что не могу портки снять.

Он плюхнулся на кровать и захихикал. Билли, увернувшись от него, выскочил из постели. Джад лег на бок, подобрав колени, и закрыл глаза, блаженно улыбаясь бессмысленной улыбкой.

— Выключи свет, Билли, и ложись.

Билли перевернул Джада на спину, снял с него туфли и осторожно стянул штаны.

— Осточертело мне это гадство! Каждую субботу одно и то же!

Но Джад уже храпел, широко открыв рот.

— Храпит как свинья… Пьяная свинья… Джад — пьяная свинья.

Он захлопнул Джаду рот и сжал его губы большим и указательным пальцами. У того заклокотало в горле, он мотнул головой, освобождаясь от пальцев Билли, и заморгал.

— Что там? Что там?

— Да спи ты… свинья… боров… хряк… пьяное отродье… Ага, не нравится, когда тебя так называют? Ты отродье! Свинья! — Он цапнул Джада правой рукой. — Боров! — стукнул левой рукой. — Хряк! — снова правой. Пьяное от-родь-е! — С каждым слогом он наносил удар.

Билли медленно двигался вокруг кровати, шлепая Джада и распевая.

Все быстрее кружа вокруг кровати, он распевал все громче:

Билли уже занес руку, чтобы очередной раз шлепнуть, но вдруг рука его сжалась в кулак, и он больно ударил Джада в ухо — тот как раз поворачивался на другой бок.

На мгновение Билли застыл у кровати, все еще держа кулак над ухом Джада. Потом чудовище зарычало. Билли схватил со стула свою одежду, по пути выключил свет и мигом скатился вниз по лестнице. У него свело пальцы, пока он возился внизу с замком кухонной двери, и, отчаявшись совладать с запором, он оглядывался через плечо и тихо повизгивал от страха. Когда дверь наконец открылась, Билли вздохнул с облегчением и замер, прислушиваясь, на пороге. Ни звука. По-прежнему не доносилось ни звука. Он вернулся в кухню, взял свою куртку и кеды, не спеша оделся при свете луны.

Очертания полной луны были четкими почти по всей окружности, и только внизу, где луна была еще на ущербе, маячило смутное пятно. Небо было безоблачным, неподвижный воздух — теплым, однако, едва Билли выбрался в поле, стало свежо, и он поежился. Луна лила над полями свой свет, серебря траву, и в этом серебристом сиянии отчетливо темнели пегие коровьи бока. Узкая черная лента леса позади поля становилась все выше, по мере того как Билли подходил к ней, и в конце концов надвинулась черным занавесом, верхний край которого, казалось, доходил до самых звезд.

Вскарабкавшись по ступенькам лаза в изгороди, окружавшей выгон, Билли вгляделся в чащу леса. Внизу по обе стороны тропинки было темно, но в вышине, там, где листва была не очень густой, лунный свет пробивался сквозь нее и освещал путь. Билли спустился по другую сторону изгороди и вошел в лес. Стволы и сучья, обступавшие тропинку с обеих сторон, были похожи на колонны и переплеты многоэтажных дверей, ведущих в черную глубину. Билли торопливо проходил мимо них, заглядывая вперед, и влево, и вправо. Слева послышался какой-то шум. Билли отступил вправо и побежал — шум его шагов и учащенное дыхание далеко разносились между деревьями. У-ху-а-ху-а-ху-а. У-ху-а-ху-а-ху-а. Билли остановился и прислушался, стараясь сдерживать дыхание. У-ху-а-ху-а. Что-то послышалось впереди — дрожащий протяжный звук, проникавший через чащу. Билли сложил ладони лодочкой, соединил большие пальцы и дунул в щель. Никакого свиста, только шипение воздуха. Билли облизал губы и попробовал снова, на этот раз раздался хрип, который ему удалось в конце концов превратить в ухающий крик, мало-помалу становившийся похожим на резкий крик неясыти. Билли прислушался. Ответа не было, и он попробовал снова, стараясь, чтобы звук был помягче и вибрировал, для чего Билли пришлось дуть в ладони с задержками, точно он заикался. Наконец звук вышел чистым и прозрачным, как мыльный пузырь. Билли тут же услышал ответ. Он двинулся дальше и все время, пока шел по лесу, перекликался с неясытью.