Барри Хайнс - Пустельга для отрока. Взгляды и улыбки

Здесь-то уж не было ничего временного. Многие предприятия открылись еще в девятнадцатом веке; почерневшие кирпичные здания тянулись на мили вдоль речных берегов, проезжих дорог и улиц.

Большую часть сталелитейных заводов в 1967 году национализировали, но несколько мелких фирм остались в частном владении. И хотя они попали в тенеты международных корпораций, фамилии первых владельцев сохранили: «Барлоу», «Стейнрод», «Мамфорд Рэгг» — они были выбиты на стенах и фронтонах огромными буквами, словно свидетельствуя о гордости и уверенности в себе своих викторианских носителей.

Однако ни одной фирме, в которую обращались Мик и Алан, ни частной, ни национализированной, не требовались ученики. Несмотря на основательность и незыблемость стен, несмотря на прочную репутацию, хозяева предприятий были уверены в будущем не больше, чем владельцы фирм-однодневок в торговом центре. Они уже набрали учеников, хотя и меньше, чем в прошлом году. Прогнозы были неважные. Производство сворачивалось. Ползли слухи, что заводы будут закрывать, начнутся массовые увольнения.

В двух фирмах ребятам предложили места чернорабочих, но они отказались. Их же готовили к квалифицированному труду. И аттестаты их свидетельствовали об этом. Они подтверждали, что ребята сдали такие-то экзамены и получили такие-то оценки. С какой стати наниматься чернорабочим с аттестатом, подтверждающим твои знания по теологии, литературе, сельскому хозяйству? Пять лет подряд им твердили в школе, что надо учиться, набираться знаний, вот они и набирались, без знаний сейчас нельзя; это как дважды два четыре, без них никуда не сунешься, будешь всю жизнь обречен на безделье.

И родители так считали. Мать и отец Алана до того уверовали в школу (уж они-то там, в школе, знают, что нужно, говорила миссис Райт), что оставили его еще на год, чтобы он получил аттестат получше. Сами они едва концы с концами сводили, но будущее Алана важнее всего — родители без конца об этом твердили; мать пошла работать уборщицей — всё лишние деньги к отцовой зарплате.

И вот результат. Сентябрьский день на исходе. Двое обладателей аттестатов снова бредут к фабричным воротам.

За воротами разбит маленький скверик — очевидно, чтобы скрасить дорогу к фабрике. По краям газона высадили розы, многолетние цветы, вечнозеленый кустарник. Газон взрыхлили, пропололи, и даже в углу, возле ворот, он не был вытоптан.

Фабричные любили и холили свой скверик. По нему узнавали время года и наступление праздников. Если крепенькие стебли нарциссов вылезли из холодной земли, значит, жди пасхи. Розы возвещали о лете, а расцветавшие ближе к осени астры предвещали рождество. Для тех, кто ютился в кривых улочках городской окраины, этот скверик был единственным зеленым клочком.

Над настурциями трудилась пчела. Не обращая никакого внимания на мрачное соседство фабричных стен, она усердно хлопотала, жужжа над пыльными цветами, словно это был вереск в дальней пустоши.

Объявление на воротах гласило: «По вопросам трудоустройства обращаться в проходную».

Приятели прошли в ворота, и Мик постучал в дверь кирпичной проходной. Долго никто не отзывался; Мик собрался было снова постучать, но тут дверь распахнулась, и на пороге появился пожилой дядька. Такой встрепанный, словно его подняли с постели. При виде мальчишек он, успокоившись, начал застегивать куртку.

— Справочное окно за углом.

И он ткнул пальцем через плечо; Мик и Алан скорее из вежливости, чем из любопытства, вытянули шеи, делая вид, будто высматривают справочное окно.

— А мы и не заметили.

— Да вы, похоже, не очень-то и смотрели? Что надо?

— Пришли узнать, нет ли какой работы.

Сторож поправил кепку и с важным видом покачал головой:

— Нет. Мест нет. Это я вам точно говорю.

Мальчики переглянулись. И без того обидно: опять нет работы, а тут еще и издеваются…

— Нам все-таки хотелось бы поговорить с кем-нибудь из администрации, спросить кое о чем, — сказал Алан.

Сторож, видя, что они пропустили его слова мимо ушей, решительно затряс головой.

— Чего там разговаривать! Мне велено никого не пускать в эти ворота.

И он показал на ворота, словно ребята не знали, что это такое.

— Но почему? — спросил Мик. — Мы что, взорвем вашу чертову фабрику? — Он повернулся к Алану. — Можно подумать, что он тут директор-распорядитель или что-то в этом роде.

Сторож, заметив сжатые кулаки Мика и агрессивные нотки в его голосе, сказал миролюбиво:

— Да я-то тут при чем? Что велено, то и делаю. Знаете, сколько народу к нам приходит?! Отбою нет.

Эти попытки успокоить Мика еще больше разозлили его.

— Сволочи! Совести у них нет! Они что, ждут, когда мы подыхать начнем?!

— Ну ты, полегче!

— Да тут любой потеряет терпение! И без того тошно: ходишь-ходишь, клянчишь работу, а тебе мало того, что шиш суют под нос, но даже разговаривать с тобой не желают!

Мик умолк, зато заговорил Алан, и сторож вздохнул с облегчением. Ему совсем не по вкусу пришелся первый парень.

— А где-нибудь поблизости нет ли работы, не слышали?

— Нигде. Ничего. Всюду, как я понимаю, одно и то же.

Алан задумчиво поковырял в носу, обтер палец.

— Ну и дела.

— Да уж, дела неважнец, это точно.

Последние слова он выпалил скороговоркой, рванувшись навстречу въезжавшему в ворота грузовику; на ребят ему уже было наплевать.

— Ничем помочь не могу, ступайте дальше. А у меня дел полно.

Сторож огляделся, словно прикидывая, за что бы взяться в первую очередь.

— Да какие там у тебя дела? Чай кипятить, что ли?

Сторож приблизился к Мику и погрозил ему пальцем.

— Слушай, ты мне надоел!

Но Мик не отступал и все пытался заглянуть в проходную через плечо сторожа.

— Что это у тебя там, раскладушка?

Сторож отступил назад и с тревогой оглянулся на свою конуру.

— Раскладушка? Ты что, ослеп? Это носилки.

— Так вот, сделаешь еще шаг, и они тебе могут пригодиться.

— Ты с кем это разговариваешь?

— С тобой, с тобой, старый хрыч. Я тебе еще и не такое могу сказать! — Он не давал сторожу рта раскрыть. — Ты что пыжишься, думаешь, это место дано тебе навек? — Он кивнул на ворота. — Вот установят тут скрытую телекамеру и телефонную связь — и без тебя прекрасно обойдутся.

Сторож посмотрел наверх, туда, куда показывал Мик, с такой тревогой, словно уже видел там электронное устройство.

— Уберетесь вы отсюда, в конце концов? Сейчас я собаку спущу!

Ребята оглянулись.

— Какую собаку? Где она? — спросил Алан таким тоном, будто собирался идти искать эту собаку, а вовсе не драпать отсюда.

— Мой приятель повел ее за плавильный цех, чтобы поучить. Сейчас вернется.

Но на ребят, судя по всему, не слишком подействовала эта угроза. Они явно набивались на скандал.