Мариана Фриджени - Лудовико по прозванию Мавр

Браманте сумел придать Милану облик своей личности, своего понимания классического искусства, гармонии, широты архитектурного дыхания. Даже те проекты, над которыми он лично не работал, свидетельствуют о влиянии его художественной стилистики. О том, что именно Браманте был властителем дум своей эпохи, сохранилось немало свидетельств. Так, в подражание Браманте дома и палаццо Милана приобрели высокий аристократический тон. Классическая элегантность стиля и блистательность линий были забыты со времен Афин и Рима, теперь же благодаря Браманте пространство невероятно расширилось, архитектурные элементы слились в неповторимую гармонию музыкального произведения. Использовались и новые строительные материалы, декор был продуман до мелочей. Были созданы высочайшие образцы нового европейского архитектурного творчества. До Лудовико Мавра замок был лишен надлежащего декора: кухни, например, ютились по углам залов и были отделены от жилого пространства дощатыми перегородками. Теперь же благодаря Браманте и Леонардо жилые комнаты и дворцы обрели роскошные интерьеры. Появились пышные украшения. Бал правили балдахины из броката и расшитых цветных шелков. Парча, украшенная золотыми цветами, шелка и бархат воцарились в интерьерах палаццо. Даже домашняя повседневная жизнь стала как-то богаче: в буфетных шкафах появилась серебряная посуда, чеканка и резьба украсили солонки и хлебницы, чаши, тарелки с тончайшими узорами, подносы, столовое серебро. Джакомо Тротти, посол Феррары, один из наиболее наблюдательных людей своего времени, обращаясь к Беатриче д’Эсте, сказал однажды:

— Вы сумели превратить Милан в Олимп! Ваш город — это царство благосостояния, изысканного вкуса и блистательного ума!

Памятники, которыми украсился город, были преисполнены особой величественности. Они выразили дух своей эпохи, прославлявшей человека и его триумф во вселенной. Со временем церковь Мадонны ди Сан-Чельсо, фасад архиепископства, купол церкви делле Грацие, соборы делла Роза и делла Пассьоне засвидетельствовали великолепие художественного расцвета в мире, который потрясали непрекращавшиеся войны, столкновения между враждовавшими и рвавшимися любой ценой к власти политиканами, в мире, который весь был погружен в неуверенность за свое будущее, испытывал перед этим будущим страх. Казалось, Италия в момент наивысшей политической нестабильности и наперекор ей выразила уверенно и ясно весь энергетический запас художественной и культурной талантливости. Апеннинский полуостров, раздробленный на бесчисленное количество карликовых государств, политика которых была крайне двусмысленной, а сила отталкивания превосходила силы притяжения, тем не менее не жил за свою историю более плодотворной, счастливой, насыщенной интеллектуальной жизнью. Лудовико Мавр даровал этой Италии звездный час.

Беатриче д’Эсте была до глубины души потрясена изобилием художественных талантов, творческих личностей, сгруппировавшихся в столь короткое время вокруг трона миланского герцога. Среди художников блистали такие, как Винченцо Фоппа, Амброджо Боргоньоне, которые вместе с Дзанетто Бугато были, пожалуй, самыми яркими представителями фламандских течений в миланской живописи. В школе великого Леонардо сформировались такие мастера, как Полидоро да Караваджо, Чезаре да Сесто, Бернардино Луини, Паоло Ломаццо, Антонио Болтаффио.

Наибольшую зависть всех дворов Европы возбуждали, однако, миланские миниатюристы — счастливая плеяда мастеров, нашедших в Милане благодатную почву. Наряду с непревзойденным Амброджо да Кремона создавали тогда свои шедевры Кристофоро де Предис и его брат Амброджо, художник из школы Леонардо. Лудовико особенно любил и ценил Джованни Пьетро Бираго, создавшего такие шедевры, как «Мподучать олитвенник» для мадонны Боны Савойской и «Иисусову книгу» для юного Массимилиано. В этом последнем кодексе были изложены основы интеллектуального воспитания юного государя. Украшением этого кодекса была миниатюра, изображавшая белокурого, пухлого и веселого мальчугана — Массимилиано в возрасте семи лет. Художник дал волю своей фантазии, ибо, когда ему была заказана эта миниатюра, Массимилиано не исполнилось еще и трех лет.

Еще интереснее, быть может, другой кодекс, вышедший из мастерской Пьетро Бираго. В нем мастер миниатюры проиллюстрировал знаменитую грамматику Элио Донато, книгу воистину драгоценную, новую, написанную в виде вопросов и ответов, то есть еще так, как было принято в средневековье. Однако не все миниатюры в этом кодексе принадлежат кисти прославленного Бираго. Амброджо де Предис, один из величайших продолжателей дела Леонардо, создал свои шедевры, украсившие кодекс в его начале и окончании. Художник изобразил в манускрипте малолетнего герцога вместе с отцом.

Изображение Массимилиано должно рассматривать как прототип всех последующих представлений о юном государе эпохи Возрождения. Мальчик показан художником в профиль. Волна белокурых локонов ниспадает волной на хрупкие плечи. Яркое цветовое пятно — красный герцогский берет — на затылке. Мальчик облачен в элегантные доспехи с позлащенными краями.

Мавр был представлен поясным портретом на ярко-лазурном фоне в профиль. Он также облачен в рыцарские доспехи. Кроме того, в кодексе грамматики Донато прекрасно показан Милан того времени. Массимилиано, сидя верхом на коне, скачет по широким улицам города. Отовсюду приветствуют его белокурые девушки, многие стоят у раскрытых настежь окон. Очарование мечтаний молодости — в другой миниатюре, на которой изображен юноша, повернувшийся спиной к Пороку и стремящийся заключить в объятия Добродетель. Сцена эта дана на фоне волшебного гористого пейзажа, который постепенно сменяют городские стены и палаццо. Кисть художника словно невесома, воздух хрустально прозрачен, цветовая гамма нарочито изящна, природа — скромна и целомудренна, как сон младенца.

Лудовико Мавр был не только могущественным государственным деятелем, автором хитроумных интриг, но и щедрым меценатом, который пытался увидеть наяву свою мечту о величии Милана Сфорца. Он привнес в облик города неизгладимый отпечаток своей сильной личности. Правда, Мавр запятнал свою деятельность тем, что накликал на Италию нашествие иноземных захватчиков, положив тем самым конец ее независимости как в области политики, так и морали. И все же Лудовико обладал всеми чертами идеального итальянского государя, как они были сформулированы Макьявелли. Лудовико принадлежал к тому типу «сверхитальянца», о котором свидетельствуют биографии Колы ди Риенцо, Чезаре Борджа, Калиостро, Казановы, Гарибальди, Д’Аннунцио, Муссолини. Все это крайне противоречивые фигуры, каждая по-своему претендовала занять вакантный пост учителя народа. В жизни этих исторических персонажей безудержная амбиция всегда и неизменно сочеталась со стремлением запомниться потомкам каким-нибудь широким жестом. Увы, не всегда, а точнее говоря, никогда широта таких жестов не позволяла Италии вписать достойную страницу в героическую историю человечества. Странная судьба была уготована и великому Лудовико Мавру. Он вошел в историю как государственный деятель, доведший Италию до политического банкротства. Но вопреки этому он продолжает жить в исторической народной памяти как благородный рыцарь, бескорыстный покровитель искусств. Лудовико пережил свое время только потому, что окружил себя аристократами духа и аристократами мысли. Увы, для себя лично он не извлек никакой практической выгоды. Главное же, в чем он преуспел, — Милан все-таки вошел в историю как «град златой». Вряд ли отыщется более подходящее определение для описания или, скажем, для подведения исторического итога тому духу, который предопределил целую эпоху. Милан был прощальным отсветом Возрождения.