Мариана Фриджени - Лудовико по прозванию Мавр

Лудовико внимательно читал и перечитывал странное письмо. Воображение тотчас поражал необыкновенно четкий бисерный почерк с особым наклоном — признак четкости и ясности мысли автора. В письме необычайно заманчивое предложение…

Письмо, полученное миланским герцогом в 1482 году, было отправлено из Флоренции молодым художником, который уже пользовался в своем городе широкой известностью, тридцатилетним Леонардо да Винчи. Он снискал себе славу при дворе Лоренцо Великолепного. Леонардо, будучи, как и все, под впечатлением культурного авторитета Милана, предлагал Мавру свои услуги. Если этот тридцатилетний гений не преувеличивает, рассуждал герцог, то ум его способен на многое. Вот Леонардо пишет, что может работать и военным инженером, и придворным живописцем, и рисовальщиком, и архитектором. Основное же направление его деятельности, судя по письму, — инженерное обеспечение фортификационных работ и проектирование новых видов оружия — «военных машин». Говорят, что этот Леонардо действительно изобретает невиданные военные машины — как для наступления, так и для обороны. Но Мавр, умевший разбираться в людях, понимал, что в письме главное не это, а просьба Леонардо дать ему наконец возможность потрудиться на поприще художественного творчества. Леонардо желал быть художником, живописцем. Скорее всего, предположил Мавр, этот флорентиец рассчитывает, что при дворе Сфорца он обретет свободу творчества в качестве придворного скульптора.

«В мирное время полагаю я возможным исполнять наряду с другими заказы в области архитектуры, возведения общественных и частных зданий, обустройства водопроводов… Кроме того, я мог бы приступить к созданию бронзовой конной статуи, которой можно было бы увековечить память государя, вашего отца, и славного дома Сфорца».

Лудовико прекрасно понимал, о чем идет речь. Судя по этим словам, Леонардо каким-то образом был осведомлен о проекте, задуманном еще в 1473 году братом Мавра Галеаццо Марией. Мысль о создании грандиозной конной статуи отца — Франческо Сфорца, — прославляющей его как кондотьера и государственного деятеля, все еще была жива.

Идея о сооружении в Милане конной статуи Сфорца была подсказана Галеаццо во время исповеди у отца Альмерио. Племянник этого католического монаха был скульптором. Монах надеялся, что племяннику его перепадет столь дорогостоящий и почетный заказ. Но с тех пор о проекте практически забыли. Во всяком случае, никто больше не предлагал создать конный монумент в честь Франческо Сфорца.

Лудовико задумался над письмом Леонардо. Скорее всего, этому художнику стало известно о планах от самого Лоренцо Великолепного. Но если Леонардо действительно такой дельный художник и скульптор, то, спрашивается, отчего синьор Флоренции спешит с ним распрощаться? Правда, художники — люди, как правило, своенравные, неудобные. Мавр прекрасно знает об этом по собственному опыту. Выходит, Леонардо, пусть он и автор прославленных живописных полотен, уже успел чем-то досадить великому Медичи. Да, но Лудовико привык общаться с людьми талантливыми, характер которых крайне неровен. Итак, Лудовико решил испытать судьбу и пригласить к себе нового художника. Он рассудил, что в том случае, если Леонардо окажется «с трудным характером», ему так или иначе удастся найти способ сбыть его обратно во Флоренцию.

Размышляя над предложением, полученным от Леонардо, Лудовико был недалек от истинного положения вещей. Слишком не похож был Леонардо на других, более покорных художников. Уровень его был чересчур высок, чтобы выработать хоть какой-то модус вивенди со своим завистливым окружением. Вина Леонардо в глазах этого окружения была еще и в том, что сам он давно осознал свое интеллектуальное и художественное превосходство. Во Флоренции Леонардо перессорился со всеми — с кем можно и с кем нельзя. Ядовитые на язык флорентийцы (а Тоскана, надо сказать, всегда славилась злыми острословами) использовали малейший предлог, чтобы развенчать славу Леонардо. Лоренцо Великолепный, весьма осведомленный в потрясающей и уникальной способности Леонардо находить применение своему дару во всех областях художественного и инженерного творчества, знавший также о желании миланского герцога создать грандиозный монумент в честь своего отца, посоветовал художнику переменить место жительства.

Художник и миланский герцог с самой первой встречи установили дружеские отношения. И тот и другой обладали сильным характером, ставили перед собой грандиозные цели. Им суждено было понять друг друга с первого же сказанного слова.

— Тело боевого коня вздыбилось на краю пучины, в его динамике мне хотелось бы уловить скоротечное время, — объяснял Леонардо герцогу, жадно ловившему каждое слово. — Твой отец, государь, предстанет величественным, могучим рыцарем, облаченным в боевые доспехи.

Леонардо, однако, никогда не довольствовался достигнутым. Словно не доверяя своему внутреннему видению, он приступил к серии рисунков, стараясь движением карандаша схватить все нюансы движения, все детали мышечного напряжения огромного мускулистого тела. Леонардо работал на особой темно-синей бумаге. Он нарисовал десятки фигур вооруженных рыцарей. Он хотел, чтобы памятник стал чем-то новым, никогда и никем не виданным прежде, чтобы он исторг из груди Лудовико восхищенный стон, чтобы весь народ Милана взвыл от восторга. Естественно, для такого монумента потребуется огромное количество бронзы. Да, нужно много металла, чтобы отлить в осязаемом материале мечту художника. Леонардо, несмотря на свои тридцать лет, уже имел за плечами огромный творческий опыт. Рисовать он начал еще совсем мальчишкой во Флоренции, в знаменитой мастерской Андреа ди Чоне, прозванного Верроккьо — Верный Глаз. Первая работа, сделанная Леонардо самостоятельно, — ангел, поддерживающий тунику на полотне Верроккьо «Крещение Христа», заказанном монахами Валламброзы для церкви Сан-Сальви. Ангел удался юному Леонардо на славу. Его фигура уже несет в себе отпечаток неповторимого стиля Леонардо. Ученику удалось вдохнуть в ангела душу. Ангел впился в небо вдохновенными глазами. Казалось, дуновение ветра ласкает легкие волнистые волосы. Нимб святости оттенял их прозрачную воздушность. Ангел — творение Леонардо — был настолько прекрасен и необычен, что другой, стоящий бок о бок с ним ангел, написанный зрелым мастером, казалось, замер в восхищении перед неземной красотой. Впервые увидев это воплощение замысла Леонардо, Верроккьо был потрясен до глубины души. Первая его реакция — гнев: как посмел, молокосос! Затем наступила полоса мрачной депрессии. Верроккьо вообще решил бросить живопись, так он был потрясен мастерством ученика. Совсем ведь мальчишка, а в сердце искра божьей гениальности! Пейзажный фон ставшего сразу же знаменитым «Крещения», созданный юным живописцем, также свидетельствовал об исключительном даровании. Оно, правда, пока не устоялось, но в нем уже был виден взрослый размах. Никто не мог остаться равнодушным, видя колеблющиеся вдалеке воды прозрачных озер и дымчатые, едва обозначенные скалы; наполненный жизненной силой ландшафт служил философской опорой драматического повествования о жизни и судьбе человека. Флорентийские художники не без уважения стали присматриваться к юноше, но многие уже бросали на него завистливые взгляды как на будущего соперника. В благородной свежести юношеского лица Леонардо уже просматривалась железная, несгибаемая воля борца. Именно таким запечатлел его Верроккьо в своем портрете Давида. Мастер взял Леонардо натурщиком. Верроккьо удалось передать напряженный огонь в глазах юноши, сжатый тонкий рот с упрямой складкой, летучую нежность мягких волос.