Фернандо Намора - Огонь в темной ночи

Все шло как прежде, но Зе Мария уже не находил в этих вечеринках ни интереса, ни привлекательности. Выкрики, анекдоты, жаркие споры казались ему неискренними. Все здесь было надуманно. Слушая, как гости рассуждают на волновавшие его прежде темы, он думал теперь, что это пустословие лишь прикрывает их неспособность проявить себя в более серьезном деле.

Сеабра стал для него просто невыносимым. Зе Марию раздражало и то, что Абилио с благоговением относится ко всему, что здесь говорилось. Все они довольствовались простым нагромождением проблем, заранее предопределяя их решение. Ни у кого не хватало мужества сомневаться. Он был изумлен, что такой умница, как Жулио, допускает в свое общество Сеабру, вероятно, потому, что тот смиренно благоговел перед ним. «Эти сильные личности нуждаются в почитателях. Без зрителей они остались бы наедине со своими слабостями». Сеабра сумел внушить всем окружающим, что он обладает дарованиями писателя и интеллектуала, которые никто не осмеливался взять под сомнение Престиж Сеабры относился к числу всеми признанных истин — в глубине души в них не верят, но разрушать эти истины опасно, потому что их уничтожение привело бы к гибели многих других предрассудков. Однажды Луис Мануэл обиделся на резкое замечание Зе Марии о добродетелях этого интеллигента.

— Да ты что?! Не забывай, что Сеабра даже французский язык знает!

Вечеринки у Зе Марии прекратились самым печальным образом, и все произошло из-за инцидента со второстепенным персонажем, виновником оказался студент с парализованными ногами; даже несмотря на увечье, он не утратил жизнерадостности и не сделался чересчур обидчивым. Белый муравей сумел защитить себя от уныния и несбыточных грез благодушной иронией. Уже много лет этот рано повзрослевший юноша мудро соразмерял желания с тем, что давала ему жизнь. Должно быть, это была трудная, драматическая победа, ежечасный бдительный самоконтроль, и, вероятней всего, не было ни единой отдушины, куда могли бы устремиться подавленные порывы, поэтому он умел ценить любую возможность, которой другие, более удачливые, пренебрегали. Жалкими были его удовольствия, но он наслаждался ими от всей души. Жестокой волей обстоятельств Белый муравей остался зрителем чужих эмоций, друзья посвящали его в свои тайны; он разумно и добродушно разрешал проблемы других, увлекаясь этой ролью.

У него развилась склонность подмечать смешное в каждом событии, и он умело ее использовал, если требовалось оградить кого-то или себя самого от соблазнов. Благодаря друзьям он, можно сказать, приобщался к тому, что было ему заказано, и такого опыта студенту хватало.

Возможно, из-за обостренной чувствительности он в любой момент легко мог вспылить, но товарищи инстинктивно умели это предотвращать. Все старались быть ему полезными, не подчеркивая этого, и вознаградить по возможности за искалеченную жизнь, когда он практически был заперт в четырех стенах. Поэтому в его комнате всегда находились товарищи, готовые поболтать, сыграть в карты или напиться с ним заодно, а то и податливая девушка, которую приводили провести часок-другой наедине с другом-инвалидом. Впрочем, девушки оказывались не очень шокированными такой жертвой.

Неудивительно поэтому, что Белый муравей, как его окрестили за любовь посплетничать, хотел бы растянуть на многие годы студенческую жизнь, постоянно находя среди сокурсников услужливых и достаточно молодых, чтобы быть добрыми, товарищей. Дни Белого муравья тянулись однообразно, но, наверное, иного он и не желал. Унция табаку, выкуренная до крошки, бутылка вина и увлекательная книга — таковы были незатейливые удовольствия, не грозившие ему чрезмерными эмоциями. Если было нечем заполнить время, он сокращал его сном. Возможно, порой твердость его характера ослабевала, но тогда он замыкался в себе, и никто не видел, как ему тяжело. Несколько раз, не всегда ради экономии, Белый муравей селился вдвоем с товарищем, и у них нередко возникали маленькие смешные конфликты из-за пустяков; он реагировал так бурно, что это оправдывалось только необходимостью для него разрядки.

Все, однако, кончалось примирением, причем друзья никогда не обращались с ним покровительственно, ведь это могло его унизить.

Белый муравей соглашался писать за приятелей любовные письма, хотя иногда приходилось обуздывать его склонность к иронии, отнюдь не уместную в данных обстоятельствах; но написаны они были пылко и убедительно, и это нравилось заказчикам. Так случилось, что он испытал единственную в жизни и безнадежную любовь, дань, которую рано или поздно должен был заплатить молодости. Друзья опасались за последствия этой авантюры, но, если такие последствия и имели место, он переживал их молча. Во время поездки в провинцию, выполняя важную академическую миссию, его сосед по пансиону познакомился с одной мещаночкой, ведь такие поездки часто оставляли по всей стране следы намечающихся браков. Получив от девушки второе письмо, студент заскучал.

— Я не могу обременять свой бюджет новой статьей расходов на марки.

Фотография возлюбленной переходила из рук в руки, и Белый муравей, молча разглядывая ее, предложил:

— Покажи мне письма. За марки я заплачу.

Никто не знал, как далеко зашла эта любовная интрига и что она значила для него. Заметили все же, что Белый муравей с нетерпением ожидает почты, и вот однажды, когда он сидел за столом, ему сказали, что в гардеробе его дожидается письмо; студент так торопился его прочесть, что споткнулся на костылях и беспомощно растянулся на полу. Отказываясь от помощи, он приподнялся с пола на руках и, широко раскрыв глаза, молча смотрел на друзей, словно обвиняя их в сообщничестве с безжалостной судьбой.

Письма больше не приходили. И с того времени еще язвительнее стали ирония и напускная веселость студента.

Вечеринки у Зе Марии, наверное, из-за присутствия Эдуарды и Марианы, которая приходила всякий раз, как только появлялся предлог улизнуть из дома, никогда не переходили определенных границ. Эта сдержанность, отнюдь не приятная тем, кто желал бы вести себя посвободней, препятствовала тому, чтобы дискуссии были слишком пылкими и вино ударяло в голову гостям. Для Белого муравья близкое знакомство с приличными девушками оказалось новым смущавшим его обстоятельством, и он ограничился тем, что посмеивался над наивным хвастовством друзей, и эта сдержанность, не позволявшая заметить его неопытности, выставляла его перед девушками самостоятельным, зрелым человеком. Впрочем, он приходил сюда главным образом, чтобы поесть и выпить, и, без сомнения, добросовестно выполнял эту миссию. Трудно было поэтому предвидеть, что на вечеринке у Зе Марии может случиться что-нибудь неожиданное, вызванное чувствительной натурой Белого муравья.