Сахиб Джамал - Черные розы

Биби молча поднялась, вышла во двор, постелила постель Саиду.

— Отец своей дочери, тебе следует хоть немного поспать. Сколько уже ночей проводишь без сна…

Саид оторвался от Амаль, вышел из лачуги и, не раздеваясь, растянулся на одеяле, заменявшем ему и матрац. Мысли о судьбе дочери, словно злые мухи, не давали ему заснуть.

«А ведь Биби, пожалуй, права! Уж не гашу ли я сам собственной рукой свечу счастья моей дочери? Вдруг она умрет от горя? Как можно отказаться от любви к такому юноше, как Надир? Он чист душой, как капля утренней росы, трудолюбив, как пчела. Красив, строен и храбр! А голос!.. Сам аллах дал ему этот дар. Кто же может спасти мою дочь от недуга любви, о господи?!.»

Время медленно уходило, близился рассвет. В светлеющем небе одна за другой гасли звезды. Не в силах сомкнуть глаз, Саид лежал и все думал об Амаль. Любовь к дочери и страстное желание сделать ее жизнь светлой звучали в нем, как нежная песня Надира…

— Аллах акбар! [30] Аллах акбар! — Аллах великий! — раздался с крыши мечети голос муэдзина.

Саид быстро поднялся, свернул одеяло, совершил омовение. Вместе с конюхом Дивана исполнил утренний намаз, позавтракал и вышел в сад на работу. Он шел по аллее разбитый, одурманенный бессонными ночами и тягостными мыслями. «О люди! Скажите, как мне быть?» — хотелось крикнуть ему в отчаянии.

Взошло солнце. Его лучи, пересекая вершины гор, обласкали зеленые ветви высоких чинар, сползли в долины, к виноградным лозам и к кустам прекрасных черных роз. Саид поднял глаза к небу: сегодня, кажется, будет еще жарче, чем вчера.

Зная привычку хозяина прогуливаться по утрам по саду и любоваться своими черными розами, Саид готовился к встрече с Азиз-ханом.

К тому же готовился и хан. Больше трех недель его не было в усадьбе: он ездил в горы, чтобы проверить, как содержатся его отары, охотился на куропаток и диких джейранов. Вернувшись ночью, он тут же узнал все лагманские новости и утром поспешил увидеться с Саидом.

Когда Азиз-хан пришел в розарий, было еще рано, свежо и тихо. На раскрывшихся лепестках черных роз утренняя роса оставила несколько капель, которые блестели, как прозрачные слезинки.

Хан был доволен добросовестной работой садовника. Земля в розарии заботливо разрыхлена и прополота. Он осторожно, с благоговением снял с цветка падающий лепесток. «Разве глаза самой красивой женщины могут соперничать с нежностью этого лепестка!» — думал хан, любуясь цветами, доставлявшими ему безграничную радость. Он переходил от одного куста к другому и считал себя самым счастливым человеком — обладателем прекрасных черных роз. Вдруг хан заметил, что в кустах кто-то есть.

— Кто тут? — крикнул он.

Саид, рыхливший почву, выпрямился и увидел Азиз-хана. «Аллах, подкрепи меня!» — шепнул он сам себе.

— Мир вам, хан-саиб! — приветствовал он хозяина.

«Натворил дел, а теперь по кустам прячешься», — подумал со злостью Азиз-хан. Но вместо этого невольно произнес:

— Сколько свежести, чистоты, нежного аромата! Не сад, а райский уголок!

Саид ничего не ответил. Этот рай вырос, политый его слезами, вздобренный его горем.

Азиз-хан позвал Саида и, заложив руки за спину, направился к дому. Хан шел медленным, сдержанным шагом, перебирая в левой руке четки с крупными дорогими камнями.

Саид сердцем почувствовал настроение Азиз-хана. «О жестокий! Только аллах ведает, что ты готовишь мне!» — думал садовник, следуя за своим повелителем.

— Бессовестный, лицемерный ты человек, Саид! — резко начал Азиз-хан. — Не успел я удалиться в горы, как ты воспользовался этим и послал Надира в Кабул. — Черные глаза его блеснули из-под густых бровей гневно и зло. — Не собираешься ли ты устроить им побег?.. Теперь я понимаю, зачем ты оттягивал свадьбу, водил за нос и меня и муллу Башира!

Саид молчал. Хан терпеть не мог, когда ему возражали.

— Молчишь?.. Дочь мне сказала, что эта ведьма Биби чуть ли не каждый день устраивает свидание Амаль со своим сыном, а ты этому потворствуешь. Не так ли?

«Боже всемогущий, даруй мне терпенье!» — молился в душе Саид.

— Думаешь, я позволю тебе опозорить мое имя? — все больше расходился хан. — Думаешь, допущу, чтобы Амаль увезли в Кабул и сделали там с ней все, что хотят? Ну нет!.. Этому не бывать! Запомни: я больше не намерен ждать, Амаль должна немедленно стать моей женою… Передай ей, пусть готовится к свадьбе… Я не буду пачкать из-за нее своей чести…

И хан ускорил шаги. «Они еще почувствуют силу моего гнева, я проучу этого Давуд-хана…» — бушевало у него в груди.

Кровь ударила в голову Саида, в глазах потемнело. Едва удерживаясь на ногах, он медленно повернулся и пошел к своим розам.

Весь день в нем боролись самые противоположные чувства, и только к закату, как бы прислушиваясь, наконец, к голосу сердца, он успокоенно произнес: «Нет, хан-саиб, свадьбе не бывать! Я не могу насиловать волю дочери. Пусть будет так, как хочет душа Амаль. Таков, видно, жребий судьбы!»

И после этого решения сразу почувствовал облегчение.

— Аллах, ты как никогда милостив ко мне! — прошептал он, подняв глаза к небу, и, торопливо совершив омовение, направился в мечеть для молитвы.

Мулла Башир и многие из тех, кто хорошо знал Саида, заметили произошедшую в нем перемену. Нет, он уже не был похож на вчерашнего мрачного, подавленного, молчаливого садовника Азиз-хана. В глазах какое-то радостное сияние и умиротворенность. Мулла, всегда ставивший Саида в пример верности устоям ислама, хваливший его за то, что он не поддается греховным чувствам, не продает душу бесам, обрадовался этой перемене в настроении Саида. «Господи! Нет конца и края твоим милостям, — умиленно думал он, созерцая плоды своей спасительной беседы. — Как он радует мою душу своим просветленным видом!»

— О раб божий, — обратился он к нему после молитвы, — я вижу, ты успокоил свою душу, отбросил черные мысли…

— Да, саиб.

— И правильно поступил. Это свет божий озарил тебя!

— Все в его руках, саиб! — Саид набожно возвел глаза к потолку мечети.

— Аллах возвращает разум одержимому, который обращается к нему. Где это видано, чтобы на греховном чувстве любви создавать семью! — пустил в адрес Надира новую стрелу мулла Башир.

— Любовь — это бешеная собака, мулла саиб, — угодливо поддержал его один из мюридов. — От нее нужно держаться как можно дальше.

— Верно, брат, верно, — подтвердил мулла. — И единственное спасение укушенным этой собакой — оставить Лагман…

«О Саид! — вслушиваясь в эти рассуждения, принялся грызть себя садовник. — О Саид, ты потерял жену, твое сердце перенесло столько горя, печали и лишений. У тебя одна дочь, единственное родное существо, а ты хотел сам сгубить ее счастье. Да будет проклято мое сердце, если оно еще раз изменит мне! О Саид, лучше тебе умереть, чем натворить столько бед! — Ему уже мерещилась Амаль с протянутыми к нему руками. — Амаль, прости меня, что я был глух к твоим мольбам! Прости меня!..» — Он вскочил как ужаленный и стремительно повернулся к выходу.