Сахиб Джамал - Черные розы

Больше Саид уже ничего не слышал; тьма проглотила прохожих. Но в ушах его еще звучал их разговор.

Вдруг во тьме блеснули чьи-то глаза. Это кошка, услышав шорох босых ног Саида, остановилась посреди дороги. Пугливо всматриваясь в темноту, Саид принял ее за нечистую силу и задержал шаг. Прошептал молитву из корана, со свистом подул через правое, затем через левое плечо. Испуганная кошка нырнула во двор, а садовник двинулся дальше.

Он шел, занятый своими тревожными думами, опустив голову и заложив руки за спину. Саид не заметил, как медленно, крадучись в небо поднялась луна. Вокруг сразу посветлело, стали видны очертания домов, деревьев, гор. Вот показался чей-то сад с разрушенным забором. Пройдя мимо развалин, Саид остановился: перед ним открылось светлое пространство.

— О мой аллах, куда же я зашел?

Осмотревшись, он понял, что стоит на окраине Лагмана. Вокруг серебрились залитые лунным светом поля и сады. Вверху ярко сияла белым светом луна. Причудливые ветки виноградных кустов, обвившие развалины забора, показались ему красивее цветов сказочного ханского сада.

Саид присел на валун. Кругом безлюдно и тихо. «Как хороша жизнь!» — невольно подумал он, и его охватила грусть. Казалось, чья-то злая рука пригнала его сюда, чтобы посмеяться над ним и его судьбой. Он устало опустил голову и словно погрузился в глубокий сон. Перед ним замелькали давно минувшие годы. Сначала быстро пронеслись сладкие дни юности, когда в лунные ночи он выходил на свидание с невестой — матерью Амаль, первые годы их совместной жизни, картины детства Амаль, ее болезнь и сиротство. Всплыло в памяти и собственное детство, родное селение вблизи Хартума, где он родился и играл. Под впечатлением этих далеких, покрытых густым туманом времени воспоминаний Саид вспомнил родную арабскую песню:

Долго сидел Саид, погруженный в воспоминания. Очнулся он от раздавшегося за его спиной шороха. Подняв голову, он увидел в нескольких шагах от себя чью-то тень. Тревожно вглядываясь в движущуюся к нему черную фигуру, Саид принялся шептать молитву. «Привидение» подходило все ближе и ближе. Легкая дрожь пробежала по телу Саида, он закрыл глаза и еще быстрее зашептал. А когда открыл глаза, увидел перед собой Биби. На ней было ее обычное старое черное платье, а в руке какой-то сверток. Она стояла и смотрела на него мягким взглядом. Из груди Саида раздался вздох облегчения.

— Что вы здесь делаете? — первой нарушила тишину Биби.

— Не знаю! — беспомощно развел руками Саид и показал на небо. — Спроси его… Видимо, на то его воля!

Биби промолчала.

— Далеко идешь? — спросил Саид.

— Шла сюда, к сыну.

— К Надиру? — встрепенулся тот. — Так разве он?..

Не успел он закончить фразы, как из глубины черных скал и деревьев послышался тихий плач флейты.

— О господи!.. — простонал Саид.

Биби прижала ладонь к его губам.

— Тише, — сказала она, — не вспугните соловья! Амаль ждет его песни.

Саид замер. Воздух все больше наполнялся грустной волнующей мелодией. Никогда в жизни не слышал Саид такой тоски, такой жалобы на судьбу. Ему чудилось, что он попал в другой мир. Садовник забыл о себе и сидящей рядом с ним женщине, заплакал. Вдруг флейта замолкла и возникла песня:

— Как задушевно поет! — прошептал Саид. — Под такую песню и умирать сладко!

— Бульбюль! — ответила мать, гордясь своим сыном.

А луна между тем все ярче заливала окрестность, и силуэт Надира был отчетливо виден в ее серебряном ореоле.

— Биби… — позвал Саид.

— Что?

— Ты знаешь, зачем я здесь?

— Откуда мне знать, друг мой.

— Всевышний просветил мой разум. Я хочу, чтобы наши дети были счастливы!

От волнения Биби не смогла вымолвить ни слова.

— Я все передумал, — продолжал Саид, смущенный ее безмолвием, — решительно все… Я хочу, чтобы Амаль и твой сын поженились.

Женщина поднялась. Ей хотелось обнять Саида, целовать его ноги, руки, сказать тысячу горячих, ласковых слов. Но она сдержала себя и ни словом, ни единым жестом не выразила свою безмерную радость.

— Вот за этим я и пришел сюда — обнять, поцеловать твоего сына, — продолжал, словно в бреду, Саид. — Пусть он будет теперь и моим сыном… Они народят нам внуков. Мы будем жить все вместе… построим собственный дом… Не будем больше ютиться по чужим задворкам и сами станем людьми. Аллах поможет нам, благословит нас…

Все еще не пришедшая в себя Биби пошла навстречу подходившему сыну. Саид последовал за нею.

— Сынок мой, дорогой!.. — говорил он, обнимая и прижимая к себе Надира.

Тот растерянно смотрел то на мать, то на взволнованного Саида. По лицу его блуждала робкая радостная улыбка.

— Сын мой, я много горя доставил тебе, ты прости меня, прости!.. Я благословляю вас. Амаль твоя…

На лице Саида Надир прочел столько страданий и мольбы, что у него защемило сердце.

Биби глядела на них и плакала.

— О чем ты, мама? — обрел, наконец, дар речи Надир. — С тех пор как мы вернулись в Лагман, я еще не был так счастлив, как в эти минуты. Только сердце может сказать, сколько наглотался я горя. — Он схватил руку садовника, крепко прижал к своей груди. — Спасибо вам, отец, тысячу лет жизни вам!..

Надир повернулся, чтобы бежать к своей невесте, но мать схватила его за руку.

— Нет, погоди!

Она опустилась на землю и усадила рядом Надира.

— Надир, — начала она после минутного молчания. — Умоляю тебя, сынок, еще раз серьезно обдумать все и взвесить… Меня страшит судьба Амаль. Боюсь, что ты начнешь обижать ее, ведь она…

— Никогда, мама! Я пронесу свою любовь через всю жизнь!

— Что с тобой, Биби! — изумленно взглянул на нее Саид.

— Друг мой, как же мне, матери, говорить иначе? Ведь жениться — это не значит видеть радости… Не ты ли говорил мне об этом вчера во дворе?

— Говорил. И все взвесил. Я верю Надиру и хочу, чтобы они были счастливы, а их счастье доставит и нам с тобой радость.

— Хорошо, если так…

— Так оно и будет.

— Дай-то бог!.. — вздохнула Биби.

— Не тревожься, мама. Теперь никто не посмеет встать на нашем пути.