Сахиб Джамал - Черные розы

— Какого заговора, против кого?

— Против устоев ислама… Против самого аллаха!

Доктор Гулам не смог сдержать улыбки.

— О саиб, я не знал, что земным богом в Лагмане является ваше преосвященство…

На террасу вошла Гюльшан и вместе с нею прислуга с подносом, наполненным лакомствами. Когда поднос был поставлен на ковер, Гюльшан жестом руки отпустила служанку и сама принялась угощать мужчин. Едва успела она поставить стакан с чаем перед муллой Баширом, как ее позвал взволнованный голос матери.

Гюльшан вышла и через минуту вернулась.

— Гулам-саиб, из Кабула приехали врачи!..

Доктор Гулам заторопился навстречу гостям.

Азиз-хан чуть-чуть приподнялся, опираясь на локоть.

— Договоритесь с кем угодно и на каких угодно условиях, — заговорил он, глядя на муллу Башира горящими огнем мести глазами, — но чтоб Саид с дочерью и Биби с сыном… любыми средствами… Денег я не пожалею. Словами тут не поможешь, нужно действовать.

— Я тоже так думаю, друг мой… Правоверные не жалеют крови ради славы ислама.

Заслышав мужские голоса в зале, оба умолкли.

— Профессор Фахрулла! — представил Гулам, показывая жестом руки на почтенного господина с седой бородкой.

Азиз-хан легким кивком головы приветствовал гостя.

— Доктор Казыми!

Больной перевел взгляд на второго врача лет тридцати, высокого, с пытливыми черными глазами на симпатичном лице.

Мулла Башир сидел, не двигаясь с места.

Фахрулла догадался, что это и есть тот самый невежда мулла, о котором рассказывал Надир. «Наверное, пришел лечить хана молитвами», — неприязненно подумал он и, не замечая присутствия муллы Башира, подошел к больному.

Доктор Гулам доложил историю болезни Азиз-хана и принятые им меры.

Слушая коллегу, Фахрулла вглядывался в мертвенно-бледное лицо больного, в его жаждущие жизни глаза.

Окончив осмотр, он тяжело вздохнул и повернулся к Казыми.

— Инфаркт, и притом в тяжелой форме… Правильно сделали, что уложили больного. — Он встал. — Где можно помыть руки?

— Сейчас, саиб, — ответил Гулам и вышел в зал.

Вскоре он возвратился. Вслед за ним шла Гюльшан, сопровождаемая служанкой, которая несла лаган — легкий позолоченный тазик с широкими плоскими краями — и кувшин с теплой водой. Полотенце и мыло несла сама дочь хана.

Гюльшан подошла к Фахрулле и протянула ему мыло. Служанка поставила перед врачом тазик, наклонила кувшин.

— За отцом, дочка, следить надо, — ласково заговорил Фахрулла, принимая из рук Гюльшан мыло. — Ему нужны полный покой и абсолютная тишина. Поворачиваться нельзя, лежать только на спине. Давать легкую пищу.

— А намаз? Как же намаз! — воскликнул мулла Башир.

— За хана молиться будете вы, мулла-саиб, — ответил профессор.

Мулла покраснел. Фахрулла заметил это и с улыбкой добавил:

— Предупреждаю, мулла-саиб: если хан последует вашему совету, он угодит на тот свет…

Мулла Башир поднял руки:

— Нет, нет… хану-саибу еще надо жить. У него столько еще неосуществленных желаний!

— Что верно, то верно. Все мы жаждем взять от жизни все, что можем, пока не наступит конец… Итак, хану-саибу нужен абсолютный душевный покой…

Служанка поставила тазик возле Казыми. Тот вымыл руки и, возвращая полотенце Гюльшан, погрузил свой взгляд в ее лучистые черные глаза. «Мулла Башир прав, — подумала дочь хана, поймав на себе этот взгляд, — надо воспользоваться этим знакомством и разбить все надежды Амаль!»

— Доктор-саиб, у вас своя контора или вы служите в лазарете? — неожиданно обратился мулла Башир к профессору.

Фахрулла улыбнулся и подумал: «Очевидно, он считает, что врач и купец одно и то же».

— Я работаю в Алиабадской больнице, — ответил он.

Муллу Башира словно ударило током. Вздрогнул и Азиз-хан.

— Значит, дочь садовника Саида у вас?

— Дочь садовника Саида? Не помню такой, — решил из предосторожности скрыть правду Фахрулла.

Мулла Башир взглянул на доктора Гулама, затем на Азиз-хана.

— Выходит, нас обманули, и девушку увезли бог знает куда? Ведь она лишена зрения, ничего не видит… Ее могут просто украсть…

Фахрулла заметил, что этот разговор волнует больного и предложил:

— Пойдемте в зал… Я не хочу, чтобы хан-саиб тревожился. — Он встал и этим заставил подняться и муллу Башира.

И как только они вышли в зал, мулла Башир, возмущенно и горячо жестикулируя, принялся высказывать кабульцам все свои обиды.

— Саиб, — говорил он, обращаясь чаще всего к профессору, — вы человек нашего поколения и должны быть умней, чем современная образованная молодежь, должны понимать мои тревоги глубже, чем те, кто заботы о голодранцах ставит выше собственного благополучия. Вот хотя бы наш учитель Наджиб… Он помог Саиду отправить дочь в Кабул и уверяет, что она там, в Алиабадской больнице… Допустим, что это правда и что там с помощью аллаха совершится чудо, врачи вернут ей зрение. — Он запнулся и, быстро передохнув, продолжал: — Но что ей даст зрение? Хлеб? Разве оно вернет ей богатство Азиз-хана, от которого она отказалась? Или она будет сыта, глядя на своего Надира? Чтобы жить, нужны деньги! А их у ее отца столько, сколько у старой вдовы женихов…

Фахрулла и Казыми обменялись улыбками.

— Дорогих гостей ждет обед! — пригласила Гюльшан, открыв дверь. Спрятав нижнюю часть лица под чадрой, она сдержанно добавила: — Хан просит оказать честь нашему столу!

— А вред от этого дела очень, очень большой, — продолжал мулла Башир, не обращая внимания на приглашение. — Возвращение зрения Амаль поколеблет устои ислама, веру людей в аллаха! Весь Лагман встревожен, волнуется. Люди потеряли покой. Мир словно вывернулся наизнанку. Люди уже не страшатся ни гнева аллаха, ни топора палача.

— Значит, люди стали более смелыми? Это не так уж плохо! — с улыбкой заметил Фахрулла и, обняв муллу Башира за плечи, добавил: — Мулла-саиб, у нас в Кабуле много дел… Продолжим наш разговор в другой раз… А сейчас нам пора попрощаться с хозяином.

Вернувшись на террасу, врачи замерли у порога. Середина ковра покрыта разрисованной ярким орнаментом скатертью. На ней стояли огромные блюда с пловом и «ханским» рисом, жареные цыплята и разные маринады, пиалы с простоквашей и постоянный спутник стола афганцев — зеленый лук в окружении множества пряностей.

Фахрулла взглянул на свои часы и вопросительно посмотрел на доктора Казыми; тот в ответ пожал плечами.

— Господа, вы же афганцы! — воскликнул Азиз-хан. — Отвернуться от хлеба хозяина — значит… Не делайте меня вашим кровником…

— Ну что же, — повернулся Фахрулла к своему коллеге, — откушаем ханского плова? Бисмиллах!

Все уселись за еду. Мулла Башир задержал взгляд на профессоре.

— Вера в аллаха — фундамент жизни, и мы, священники, — стражи его. Без нас этот фундамент быстро разрушится, — сказал он.