Ханну Юлитало - Окаянный финн

— Сыграй еще что-нибудь этакое, — попросил он.

Лахтела сел за инструмент и нажал на педали.

— Слушай, это такое взбадривающее.

Раймо встал и начал невольно отбивать такт ладонью. Он видел узкое лицо Лахтела, обрамленное густой всклокоченной бородой, которая у висков соединялась с длинными, прямыми, зачесанными назад волосами.

— Да ты настоящий мастер. Почему — ты не пойдешь играть куда-нибудь на эстраду?

— Я играл в обществе «Финляндия» на танцах. Было дело. Эту фисгармонию я купил в рассрочку. Скоро ее заберут за неуплату очередных взносов. Уже предупредили. А то у меня был здесь рояль. Я сделал лишь первый взнос наличными и играл себе целый год, пока они о нем не вспомнили. Но потом пришли и забрали. Интересно было смотреть, когда они его уносили, — рассмеялся Лахтела и выпил вина из бутылки. — Эх, черт возьми, надо бы как-нибудь пойти да и выкрасить красной краской все памятники, что эти капиталисты наставили.

— Но разве в Швеции не рабочие у власти? В газетах что-то писали о рабочем правительстве. Я, правда, с трудом разбирал и не мог всего прочесть.

— Проклятье, они уже забыли, когда и видели рабочих-то! Я как-то раз попытался произнести речь в столовой «Вольво» во время обеда. Но ребята не вдохновились. Кто-то сказал, правда, что надо бы объявить забастовку. Прошлой зимой финские рабочие устроили тут бучу. Началось дело с того, что один шведский паренек, которому не исполнилось еще восемнадцати, выполнял работу взрослого за более низкую плату. Шведы видели, говорили между собой, но продолжали работать. Тогда у финнов пробудилась сознательность. Давай-ка, думают, прижмем «Вольво» как следует. И остановили конвейер. Профсоюзные боссы и мастера забегали как наскипидаренные, делали все, чтобы вернуть рабочих к конвейеру. Женщин просто за руку брали и тащили к рабочему месту.

— Кто тут будет слушать твои речи? Как только смена кончается, люди бегут со всех ног, чтобы поскорее выбраться с завода.

— Стоило бы печатать листовки, краткие и броские, и клеить их, как ярлыки, на кузова машин. Рабочие поневоле читали бы, пока машина движется по конвейеру, — сказал Лахтела.

— Да ведь рабочие на конвейере меняются каждую неделю. Вот и нас пришло сейчас тридцать человек.

— Да. Потом они пишут в газетах, что из-за этой текучки компания терпит убыток. Как бы не так! Ведь рабочие обучают новичков бесплатно и в то же время выполняют полностью свою норму. Конвейер же не пускают медленнее, хотя бы даже в каждую группу поставили по новичку. А профсоюзный комитет не имеет контакта с рабочими, настолько часто они меняются.

— Ахола и Вяйсянен уже много месяцев на заводе, но и они не знают, кто в цеху доверенное лицо рабочих.

— Это не имеет никакого значения. Что может доверенное лицо, когда по конвейеру идет сорок автомобилей в час. Рабочий прикован к своему месту, только успевай поворачиваться!

— Некогда и подумать о доверенном лице, не то что искать его.

— Но никто не стоит над душой и не подгоняет, — сказал Раймо.

— Тут это устроено иначе. В Финляндии, бывало, начальству кланялись, а потом за спиной его ругали. Здесь не надо оказывать мастерам никакого почтения. Хоть и ругнись на него, хоть к черту пошли — они на это ноль внимания. Но никакого контакта у тебя с ним быть не может. Это такие удивительные люди, скользкие, как угри!

— А тебе приходилось получать по болезни? — спросил Раймо.

— Да, я у них получал все, что только можно. Вот и теперь, как буду брать расчет, сразу же пойду к врачу и пожалуюсь на глаза. Вытаращусь вот этак и скажу, что болит, режет, мочи нет. Они не очень-то гоняют на исследования. Скорее заплатят какую-нибудь малость, чтоб отвязаться, и пошел вон.

— Ох, елки-палки, с понедельника начнется для меня работа взаправду, — проговорил Раймо.

— А ты уже отнес бумаги в налоговое управление?

— Да, мы с ребятами вместе ходили.

— Если нужно будет, я схожу с тобой как переводчик, — сказал Лахтела и поглядел на часы. — Сейчас к нам сюда придет одна компания. Тут всякий народ бывает. Ты бери, допивай это вино.

Раймо выпил из бутылки остатки вина и невольно оглянулся, услыхав шум в передней. Две молодые женщины с длинными распущенными волосами показались на пороге, из-за их спин в комнату заглядывал смуглый черноволосый парень. Лахтела воздел руки к потолку и бросился к шкафу, из которого достал несколько банок пива. Потом он обратился к гостям с шутливо-церемонным приветствием и представил им Раймо. Черноволосый парень поставил на стол большую сумку, из которой выглядывали головки винных бутылок. Раймо сидел и слушал оживленный разговор, то и дело прерываемый взрывами смеха, но едва мог разобрать отдельные слова. Лах-тела быстро переводил ему некоторые фразы, но Раймо чувствовал себя посторонним в этой компании, и, когда Лахтела сел за инструмент и начал играть, Раймо потихоньку встал и ушел. Лахтела крикнул ему вслед:

— Так ты заходи!

Небо прояснилось, и синяя полоска его была видна над узенькой улочкой. Из маленького кафе-пивнушки вышел нетвердой походкой старый господин. «А что, если мне пройтись немного по авеню, — подумал Раймо. — И надо бы все-таки купить бутылку крепкого, чтоб выпить в бараке». На другой стороне широкой улицы несколько ребят и девушек стояли перед кинотеатром. Негр лениво прохаживался с белой девушкой. Время от времени навстречу попадались небольшие группы темноволосых мужчин. «Они разговаривают руками. Должно быть, югославы или итальянцы». Найдя на краю сквера свободную скамейку, Раймо сел и стал смотреть на улицу, по которой проносились машины. «Как-то там дома? Надо бы написать им, сообщить свой здешний адрес. Нет, черт возьми, сегодня уже пора спать», — подумал Раймо, потягиваясь, встал и пошел к трамвайной остановке.

Подходя к своему бараку, он услышал грохот и крики. «О господи, что там творится?..» В коридоре он увидел Пелтола, колотившего кулаками в дверь угловой комнаты.

— Открой, гад, у тебя же осталась еще бутылка!

— Проваливай ко всем чертям! — кричали из-за двери.

Войдя к себе, Раймо заперся и с минуту стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы. В коридоре продолжалось буйство, потом вдруг что-то глухо шмякнулось, и наступила тишина. Раймо приоткрыл дверь и поглядел в щелку. Пелтола, отлетев к противоположной стене, сидел там, как будто пополам переломленный. Защелкнув замок, Раймо уныло сел на кровать, не зная, что делать. Достал из шкафа банку пива и стал медленно пить, глядя в окно на пустой двор, за которым была стена и крыша другого такого же барака.

Прошла неделя, и наступила следующая суббота, а Раймо все еще не мог собраться с духом и написать письмо домой. Вскочив с постели, он сполоснул холодной водой лицо, поставил кофейник на плитку и оделся. Надел белую водолазку и брюки от костюма. В воскресенье Раймо ездил к братьям Кеттунен, но никого не застал дома. «Может, сегодня они уже вернулись?» — подумал Раймо, и в это время Пелтола просунул в дверь свое багровое с похмелья лицо.