Ханну Юлитало - Окаянный финн

Вяйсянен сидел на ящике, оттирая руки, и вдруг сказал, даже причмокнув:

— Эх, вот такую бы заиметь!

— Кого? Женщину, что ли? — откликнулся Раймо.

— Нет, вон ту машину — «вольво-де-люкс».

— Что ж, начинай деньги копить.

— Ну ее к черту! Потом трясись над нею. Был тут один грек, купил новенькую «де-люкс». Два года, бедняга, ел только хлеб с луком и жил в каком-то сарае у черта на рогах и каждую выстраданную крону тащил в банк, на книжку. Потом он, несчастный, спал в своей машине, чтоб, не дай бог, не угнали. И вот осенью случилась буря и повалила дерево на его сокровище. Так он два дня сидел и плакал, как над гробом любимой.

— Всякая машина в конце концов превратится в груду железного лома, — сказал Раймо, закрепив очередную планку, и, обращаясь к Вяйсянену, спросил — Ты пойдешь на праздник к Лахтела?

— Может быть, я загляну туда попозже. Надо сперва зайти, усладить одну бабенку.

После смены Раймо сходил на квартиру, переоделся, сунул в карман маленькую бутылку рома и завернул по старой памяти в барак. «Неужели ребята пропустят такой случай хорошенько выпить?» — думал он, пересекая двор, В коридоре его увидел Ниеминен и всплеснул руками:

— Рами, черт, иди скорее сюда! Смотри, какая душка-милашка выступает по телевизору.

Пелтола вышел из своей комнаты с банкой пива в руке.

— Неужели ты пришел, чтобы торчать у телевизора?

— Шведская певица, да безголосая. Лучше бы нашу Анки сюда!..

— Тут не в голосе дело, смотри, как она вся извивается.

— Квохчет, как курица.

— Заткнитесь, вы! — прикрикнул Ниеминен.

Когда передача кончилась, Раймо поднял над головой бутылку и воскликнул:

— Кто хочет с нами в компанию?

— А влезем в машину? — спросил Пелтола.

— Посмотрим, примеримся. Вон ты какое пузо отрастил, — язвительно сказал Саарела, пытаясь его ущипнуть.

— Брюхо как у пастора, — заметил Раймо.

Пелтола надул щеки, изображая толстяка, и прошелся по кругу «пасторской» походкой.

— Ну и комик! — расхохотался Хейккинен и хлопнул Пелтола ладонью между лопаток.

— Ну а теперь все, кто хочет ехать, айда в машину! — скомандовал Саарела.

— Ты выяснил насчет квартиры, Хейккинен? — спросил Раймо.

— Да ходил я, узнавал, но, кажется, я к весне вообще навострю лыжи отсюда, — ответил Хейккинен и втиснулся рядом с Пелтола на заднее сиденье.

— Ну и силен, я смотрю, этот Лахтела, — проговорил Саарела.

— Так мы к этому бородачу, что ли, едем? — спросил Пелтола.

— Да-а, у него же взяли в музей какую-то железную уродину.

Когда они ощупью поднимались по темной лестнице наверх, отворилась дверь и Лахтела показался на пороге. Он вел под руки пьяную женщину.

— Привет! Проходите в пещеру, я только отведу девушку домой и вернусь.

Раймо вошел первым и увидел Ярвинена, стоявшего в нерешительности посреди комнаты.

— Здравствуй, ты уже здесь, оказывается.

— Как это тебя жена отпустила в холостую компанию? — подтрунивал над Ярвиненом Пелтола.

Прибежал возбужденный Лахтела и, теребя всей пятерней косматую гриву, стал хлопотать:

— Проходите, проходите! Вот такой, стало быть, этот салон. Все это — вдоль стен и на стенах — мое искусство.

Наступила неловкая пауза, после чего Ярвинен сказал:

— Лично я, например, ничего не понимаю в этих раскоряках.

— Буржуа несчастный! Где ж тебе понять? Ты ведь до сих пор ничего подобного не видел, — колко ответил Лахтела.

— Да какой же я буржуа? — обиделся Ярвинен.

Пелтола поставил на стол бутылку водки:

— Кладу на алтарь Дня независимости, черт возьми!

— О господи! — огорченно воскликнул Лахтела. — Я же не велел приносить ничего, кроме легкого вина.

Пелтола бросил пальто на кресло и ловко откупорил бутылку.

— К черту жиденькую бурду, будем же финнами в этот день!

— Что значит «будем финнами»? — переспросил Лахтела.

Саарела тряхнул головой:

— Из меня, например, шведа не сделать никакой обработкой.

— А вот Ярвинен уже превращается в шведского мелкого буржуа, — заметил Лахтела.

— Ну нет, Лахтела, зачем же преувеличивать?

— А как же, черт возьми! Шикарная мебель, машина, и вот сидите вдвоем с женой, считаете свои деньги.

Ярвинен нервно взял бутылку и отпил порядочный глоток, чтобы сдержаться и не наговорить резкостей.

— Неужели, черт побери, это грех, если человек заботится о своей семье?

— А где твои друзья шведы? — спросил Раймо.

— Они придут попозже.

— В морду шведов!.. — взвизгнул захмелевший Пелтола.

— Тише-тише, не вздумайте только скандалить, — предупредил Лахтела.

— Да нет, мы же не скандалисты.

В передней послышались голоса. Все повернулись, и Лахтела поспешил объяснить:

— Это, кажется, пришел Хаапала. Он ветеран войны, работает где-то на стекольном заводе, член профсоюзного комитета. Инженеры если смеются над ним, то только за его спиной.

— Здорово, финские львы! — сказал маленький темноволосый человек, показавшись в дверях.

— Заходи, присаживайся.

Раймо сел на груду железа и отхлебнул пару глотков рома из своей бутылки.

— Я считаю, что независимость — драгоценное сокровище, — слегка заикаясь, начал Хаапала.

— Осел священный и драгоценный, — засмеялся Пелтола.

Хаапала продолжал:

— Необходимо, чтобы финны оставались финнами и в Швеции. Хотя я владею шведским языком, я остаюсь и всегда буду финским ветераном войны.

— А шведам плевать на твои идеи, — вспыхнул Лахтела.

— Да-а, но кто ж собаке хвост поднимет, если не сама собака. Мы должны требовать, настаивать.

Саарела пожал плечами:

— Какого лешего мы можем требовать, если мы даже не собаки.

Хаапала посмотрел на Саарела оценивающим взглядом.

— Где ты работаешь?

— У «Вольво».

— Мы ведь все оттуда, — заметил Хейккинен.

— Да-а, конечно, у вас условия иные, это такое огромное предприятие. Но вот мы у себя, на стекольном заводе…

— Ты что, специалист по стеклу? — спросил Пелтола.

— Нет. Но я сказал нашим инженерам, что финские рабочие, которые приходят к нам на производство, ничего не знают об истории стекла, не понимают технологии его приготовления. Вот об истории стекла надо непременно рассказать новым работникам…

— Ай, да ну тебя с твоими рассказами об истории! — перебил его Лахтела. — Финнов в Швеции скоро будет полмиллиона, но их нигде не видно. Многие ли из этой половины миллиона заседают в правлениях, в комитетах, в муниципальных советах?

— Но Центральное объединение профсоюзов Швеции назначило Рантанена ведать делами финнов. Теперь вот уже занялись просвещением.

Лахтела подошел к Хаапала и щелкнул пальцами:

— Теперь начнут отпускать нам просвещение. Мы, финны, сами не можем никого выбирать. Шведы нам подбирают и выписывают священников, учителей, всевозможных господ всех мастей, а потом изучают, как финны проводят свободное время, как прижились и как себя чувствуют! Какой-то ученый муж…