Ханну Юлитало - Окаянный финн

Раймо взял стопку и выпил, икая. Пелтола обвил его шею руками и горячо прошептал:

— Ты ведь не бросишь меня?

— Не брошу.

— Я столько пережил!.. У меня ведь сын там, в Финляндии. Ты точно как мой сын, у него такие же темные волосы… Где-то он теперь?

Раймо сидел не шевелясь, никак не реагируя на то, что Пелтола повис у него на шее.

— Почему ты молчишь? Мы люди простые… Ты на меня не обижаешься?

— Ничего. Говори, говори, — пробормотал Раймо.

— Да, но почему ты молчишь, черт возьми?

— А что мне говорить?

— Что-нибудь, все равно.

Раймо посмотрел на лампочку. Она вдруг стала кружиться перед его глазами, раскручиваясь все быстрей и быстрей. Что он так шумит? Пелтола схватил Раймо за плечи обеими руками и начал трясти, потом вдруг отпустил и с размаха ударил по уху. Раймо подпрыгнул как ошпаренный, схватил Пелтола за горло, повалил на пол и, сев на него верхом, принялся колотить кулаками. Пелтола дергался, рычал, хрипел и взвизгивал, когда удары попадали в лицо. Раймо бил, задыхаясь от ярости, и приговаривал: «Ах ты, пьянчуга проклятый!» Потом вдруг словно очнулся и беспомощно опустил руки, не в силах перевести дух. Слезы текли у него из глаз, а кулаки были в крови. Он отполз в сторону и, всхлипывая, плюхнулся на пол. Из соседнего барака доносились песни и ругань. По телевидению показывали, как празднуют рождество в разных уголках Швеции. Набегающий с моря туман застывал вокруг бараков густым, непроглядным мраком безрадостной рождественской ночи.

После праздников Раймо проснулся раньше обычного, чтобы успеть заблаговременно собраться на работу и стряхнуть с себя полудремотное состояние, в котором он накануне целый день валялся на кровати в своей комнате, бередя душевные раны и терзаясь напрасными угрызениями совести. Когда встанешь у конвейера, некогда будет думать о том, каким пустым и никчемным кажется все порой. А потом Анья приедет из Финляндии и жизнь как-нибудь наладится.

Заводские прожектора освещали сверху толпу рабочих, вливающуюся в ворота. Раймо был у конвейера одним из первых. Закурив сигарету, он искал глазами Вяйсянена. Тот опоздал, прибежал уже после звонка и, схватив малый шприц, начал работать, мотая головой и ругаясь про себя.

— Сейчас не надо слишком спешить, — сказал Ниеминен.

— Почему?

— После рождества не все еще в норме, они это учитывают и пускают конвейер помедленнее.

— Кажется, опять появились новые рабочие, — заметил Раймо.

Он обратил внимание на молодую девушку, которая, сидя на корточках внутри кузова, привинчивала зеркало заднего обзора «Как это она может часами работать в такой позе?» — думал он.

На соседнем участке финский парень с каким-то инструментом, похожим на ножной насос, полез под приборную доску, а потом вынырнул оттуда.

— Что это ты делаешь? — спросил Раймо.

— В тормозах давления нет.

— А ты этой штукой подкачиваешь?

— Да, надо только нажать педаль.

Дальше работал какой-то чернявый. Он взял со стеллажа рулевое колесо, влез в кузов и затянул гайку пневматическим ключом.

— Это югослав? — спросил Раймо у Вяйсянена.

— Нет, грек.

— Он говорит по-шведски?

— Да, он уже года три работает у «Вольво».

— А кто это вон там, в зеленой форменной куртке?

— Это какой-то техник. Проверяет моторы и делает отметки в документах.

— Вон та машина твоя.

— Ладно, — сказал Раймо, взяв со стеллажа шприц. Клея выдавилось слишком много, пришлось соскребать его со стекла.

— Фу, черт, костяной нож уронил в траншею! — воскликнул Ниеминен и стал делать знаки работающему внизу югославу.

— Да возьми новый.

— Так ведь его же еще надо заточить, а то не полезет в щель.

— Ну вот, слава богу, югослав нашел его! — крикнул Вяйсянен.

— Ох, и тугая же! — воскликнул Раймо, нажимая изо всех сил, чтобы поставить накладку.

— Эту, черт побери, и молотком не загонишь.

Вяйсянен взял отвертку с загнутым концом и попытался ею отвести край резиновой прокладки, но отвертка соскользнула, оставив на эмали царапину длиной со спичку.

— Ах ты, дьявол, эмаль испортил… — выругался Вяйсянен, вытирая ветошью оцарапанное место.

— Ну что ж поделаешь…

— Теперь они эту машину отставят в сторону там, на последней проверке, и все это крыло будут заново перекрашивать.

— Ну и черт с ними, нам-то что, — процедил сквозь зубы Раймо.

— Ты пойдешь в субботу на танцы в Кортедааль? — спросил Вяйсянен.

— Если Анья приедет.

В субботу вечером Раймо встречал Аныо; в половине десятого, по расписанию, поезд наконец прибыл, и Раймо издали увидел ее — в новом черном пальто.

— Хей, Раймо, привет из Финляндии!

— Как съездила?

— Хорошо побывать дома. Вот, купила себе в Оулу макси.

— Ну и будешь полами улицы подметать.

— Фу-фу-фу, ты ничего не понимаешь в одежде. Куда пойдем?

— В Кортедаале финские танцы.

— У тебя билеты?

— Нет, но неужели при входе не купим?

— Как у тебя рождество прошло?

— Да кое-как прошло, и ладно.

— Ты пил?

— Нет, выпил маленькую бутылку вермута у себя на квартире.

На остановке какие-то южане зябко ежились, переминаясь с ноги на ногу. Раймо поднял воротник, потому что с моря дул холодный, пронизывающий ветер. Когда трамвай выехал на круг, Раймо взял Анью за руку и они побежали в прицепной вагон.

— Ты узнавала насчет общежития?

— Да, они, конечно, получат, если приедут сейчас, в январе.

— Надо завтра же им написать.

— А Веса придет на танцы?

— Нет, он остался в бараке.

— Что он, запил?

— Он в среду в какой-то пивной дал по морде одному приятелю-шведу, и тот подал на него в суд.

— Зачем же он так размахался?

— Да я бы на его месте тоже не выдержал. Швед, видишь ли, стал громко расхваливать финских девушек. Дескать, с ними лучше всего иметь дело, потому что они от бедности всегда готовы на любые услуги.

— Ну и дурак. Конечно, все шведы страшно задирают нос.

— Что-то не видно полицейского в трамвае, — сказал Раймо шепотом.

— А что?

— На этой линии по вечерам патрулирует полиция, потому что иностранцы якобы скандалят.

— Фу, я бы не могла жить в этом Гётеборге.

— Ах, проклятье!..

— Что ты?

— Ты не замечаешь?

— Что?

— Мы с тобой все время говорим шепотом. Послушай вон тех итальянцев, они не стыдятся своего языка и плевать хотели на шведов.

— Да ну, бог с ними. Нам-то зачем кричать? Как говорим, так и говорим.

— Боже мой, ты смотри, какая толпа, — сказал Раймо, показывая рукой. — Неужели это все на танцы?

— Мы с тобой не попадем.

— Пойдем встанем в очередь.

— Просто все ужасно неорганизованно. Смотри, что творится!

Когда Анья и Раймо выбрались на край площади и попытались посмотреть через головы людей, что происходит у входной двери, какой-то высокий мужчина с клинообразной бородкой оглянулся на них и сказал: