Алели Нотомб - Метафизика труб

Двадцать лет спустя я дрожа прочла эту поэму Арагона:

Я вернулся домой подобно вору

Ты уже спала, разделяя тяжелый сон цветов,

Мне страшно твое молчание и, однако, ты дышишь

Я держу тебя в объятиях воображаемая империя

Я рядом с тобой, часовой, который дрожит

При каждом шаге, который отдается эхом в ночи

Я рядом с тобой, часовой на стенах,

Который боится листьев и замирает

При бормотании в ночи

Я живу ради этого стона в час, когда ты отдыхаешь,

Я живу ради этого страха во мне каждой вещи в ночи

Иди поведай всем будущим о мой Газель,

Что здесь царит лишь имя Эльзы

Средь ночи

Достаточно было лишь заменить Эльзу на Жюльетт.

Она спала за нас двоих. Утром я вставала свежая и бодрая, отдохнувшая отдыхом моей сестры.

Май начался хорошо. Вокруг Маленького Зеленого Озера пышно зацвели азалии. Словно искра рассыпала огненную пыль, вся гора была покрыта ею. С тех пор я плавала в розовом цвете.

Дневная температура не опускалась ниже 20 градусов: настоящий рай. Я уже начала думать, что май чудесный месяц, когда разразился скандал: родители поставили в саду шест, на вершине которого колыхалась, как флаг, большая рыба из красной бумаги, хлопающая на ветру.

Я спросила, что это такое. Мне объяснили, что это карп, в честь мая, месяца мальчиков. Мне сказали также, что карп является символом мальчиков, и что такое изображение рыбы водружали в семьях, где были мальчики.

- А когда месяц девочек? - спросила я.

- Такого нет.

У меня не было слов. Какая поразительная несправедливость!

Мой брат и Хьюго насмешливо смотрели на меня.

- Почему у мальчиков карп? - снова спросила я.

- Почему дети всегда говорят "почему"? - передразнили они меня.

Я ушла обиженная, убежденная в уместности своего вопроса.

Я уже конечно заметила разницу полов, но меня это никогда не волновало. На земле было много различий: японцы и бельгийцы (я думала, что все белые бельгийцы, кроме меня, себя я считала японкой), высокие и маленькие, добрые и злые и т.д. Мне казалось, что между мужчинами и женщинами была такая же разница. И вот в первый раз, я поняла, в чем было дело.

Я встала в саду под мачтой и смотрела на карпа. В чем он был больше похож на моего брата, чем на меня? И чем принадлежность к мужскому полу была лучше, если этому посвящали флаг и месяц - тем более месяц нежности и азалий? В то время, как женственности не посвятили ни одного вымпела, ни даже одного дня!

Я пнула ногой мачту, которая осталась к этому равнодушной.

Я уже больше не была уверена, что люблю май. Впрочем, цветы японских вишен облетели: это было похоже на весеннюю осень. Свежесть поблекла, и ни один из кустов больше не ожил.

Май заслуживал быть месяцем мальчиков. Это был месяц упадка.

Я попросила, чтобы мне показали настоящих карпов, как император требует увидеть живого слона.

Нет ничего проще в Японии, чем увидеть карпа, тем более в мае. Это зрелище, которого трудно избежать. Если в парке есть водоем, то в нем есть карпы. Кои (карпов) не едят, - впрочем, сашими из них было бы ужасным, - но они служат предметом наблюдения и обожания. Пойти в парк для созерцания карпов такое же цивилизованное времяпрепровождение, как сходить на концерт.

Нишио-сан отвела меня в дендрарий Футатаби. Я шагала задрав голову, растерянная величественной красотой криптомерий5, испуганная их возрастом: мне было два с половиной года, им двести пятьдесят лет, они были в буквальном смысле в сто раз старше меня.

Футатаби был растительным святилищем. Даже живя в самом сердце красоты, как это было со мной, нельзя было не поддаться очарованию этой ухоженной природы. Казалось, деревья осознавали собственную значимость.

Мы пришли в водяную комнату. Я различила движение цветных пятен в воде. С другой стороны пруда подошел человек и кинул корм в воду: я увидела карпов, подпрыгивающих, чтобы его схватить. Некоторые были огромны. Радужные брызги переливались от голубого стального до оранжевого цветов, а еще белым, черным, серебряным и золотым.

Прищуривая глаза можно было видеть только одни цветные искры и любоваться этим. Но, открыв глаза, уже невозможно было оторваться от рыб-див, этих закормленных жрецов рыбоводства.

В глубине они были похожи на немых Кастафиоре (?), тучных, одетых в переливающийся чехол. Разноцветные одежды подчеркивали смехотворность дурнушек-рыб, как пестрые татуировки подчеркивают жир у толстяков. Не было ничего более некрасивого, чем карпы. И я не была недовольна тем, что они были символом мальчиков.

- Они живут более ста лет, - сказала Нишио-сан тоном, исполненным глубокого уважения.

Я не была уверена, что здесь было чем хвалиться. Долгожительство не было самоцелью. Долго жить для криптомерии значило давать справедливый размах своему гордому достоинству, это значило располагать временем для установления ее царствования, вызывать восхищение и подобострастный страх при виде этого монумента силы и терпения.

Быть столетним для карпа означало влачить жирное существование, позволять плесневеть своей вялой рыбьей плоти в стоячей воде. Отвратительнее молодого сала было сало старое.

Я оставила свое мнение при себе. Мы вернулись домой. Нишио-сан заверила моих, что мне очень понравились карпы. Я не стала их разубеждать утомленная от одной мысли высказывать мои наблюдения.

Андре, Хьюго, Жюльетт и я принимали ванну вместе. Два хилых сорванца походили на все что угодно, только не на карпов. Но это не мешало им быть безобразными. Вероятно, в этом было общее в происхождении этого символа: обладать чем-то отвратительным. Девочки не могли бы быть представлены каким-нибудь отталкивающим животным.

Я попросила мать отвести меня в "апуариум" (я была почему-то не способна произнести слово "аквариум") Кобе, один из самых признанных в мире. Мои родители удивились такой страсти к ихтиологии.

Я просто хотела увидеть, все ли рыбы так же уродливы как карпы. Я долго наблюдала фауну обширного стеклянного бассейна и обнаружила животных одно очаровательнее и грациознее другого. Некоторые были фантасмагоричны как абстрактное искусство. Создатель явно развлекался, создавая элегантные наряды, непригодные к носке и все же носимые.

Я сделала безапелляционный вывод: из всех рыб, самым никудышным из всех никудышных - был карп. Я ухмыльнулась про себя. Мать заметила мое ликование: "Эта малышка будет морским биологом" - прозорливо постановила она.

Японцы были правы, избрав это животное символом отвратительного пола.

Я любила моего отца, я терпимо относилась к Хьюго - все-таки он спас мне жизнь - но моего брата считала самым вредным существом. Казалось, единственной целью его существования было терзать меня: он с таким удовольствием занимался этим, словно для него это было самоцелью. Если он часами выводил меня из себя, его день удался. Наверное, все старшие братья такие: может быть, их стоило истреблять.