Михаил Меньшиков - Письма к ближним

Нынче только Россия боится новых земельных приобретений. Англия и Германия размежевывают земной шар рукою вольной. Китай, что бы там ни говорили о новых договорах, экономически уже разделен между Англией и Германией. Трудно себе представить безмерные силы, которые этим державам даст обладание новыми странами. Сколько угодно денег, сколько угодно солдат, сколько угодно оружия и кораблей – вот что должна дать Азия тем, кто умело возьмет ее в свои руки. И я решительно не вижу невозможности в более или менее отдаленном будущем окончательного дележа всей земли между двумя державами и затем образования новой, всемирной империи, вроде Рима. Не говорите, что это химера, – попытка к ней была ведь всего девяносто лет назад, и в размерах грандиозных. Не говорите, что всемирный завоеватель невозможен, – наши деды видели его воочию. Прямо поразительно, как быстро, в течение каких-нибудь десяти лет при тогдашних скверных путях сообщения одна великая держава за другою сдавались Наполеону. Ведь если бы не климатическая случайность, может быть все планы этого завоевателя были бы осуществлены. Германские стратеги, разбирая войну 12-го года, клянутся, что ошибки Наполеона более невозможны и что они, немцы, поведут свое дело совсем иначе и наверняка. На первый взгляд кажется прямо нелепостью, чтобы какая-нибудь великая держава могла быть завоевана, но припомните, что тридцать два года назад французам казалось нелепостью быть разбитыми Пруссией, и однако это случилось. Если бы не великодушие Александра II, то Франция была бы еще раз и уже окончательно разгромлена в 1875 г. Бисмарк не скрывал своего плана раздробить Францию на мелкие герцогства, которые были бы вассалами Германии. Вы скажете: теперь это невозможно, – двойственный союз – сила громадная. Да, но тройственный, четверной, пятерной союз – сила еще большая. Кто в действительности знает, во что уже разросся и во что может разрастись немецкий лагерь. Если хитрой политике наших врагов удастся окружить Россию такими контр-союзниками, как Япония, Китай, Турция, Швеция (ведь даже Швеция вооружается изо всех сил), Афганистан, Персия, Румыния, а в особенности если удастся пошатнуть нашу дружбу с Францией (лорд Лэндсдоун говорит, что ветер дует в эту сторону), то шансы борьбы будут слишком неравны. Я ни о чем не пророчествую, ничего не предрекаю, но странно было бы в числе грозных возможностей не допустить и эту. Поведение культурнейших народов таково, что менее культурным следует смотреть в оба. И если прав названный мною ученый, если мир интегрируется, как в эпоху диадохов, во II–III веке до Р. X., то совершенно невероятно, чтобы нас не коснулся поднимающийся ураган событий. Слишком уж широко земля русская разостлалась по земному шару.

Вы скажете: но не даром же Европа пережила 19 столетий христианства. На это в книге барона Таубе можете найти крайне интересные толкования. Христианство считает за собою девятнадцать веков, но теперешнее западное христианство есть не что иное как новое язычество, до такой степени со времен Возрождения оно выродилось в религиозном принципе и евангельской этике. Выйдя из средневекового католичества, Западная Европа вернулась не в первые века христианства, а в последние – античного мира, и в своих идеалах и мечтах прямо повторяет греков и римлян.

Как это случилось?

Когда культурный мир вошел в рах romana, объединился в одном всесветном государстве, последнее тем самым потеряло свой главный смысл. Государство создано для защиты от других государств, но если этих других более не существует, то не от кого и защищать народы. На почве этой мысли возникли стоицизм и христианство. У стоиков гражданином всего мира – «civis totius mundi quasi unius urbis» (Цицерон) – является каждый человек в силу своего рождения. Всемирное государство, хотя бы насквозь кровавое и по колена в крови, осуществило мечту Исайи о вечном мире, о равенстве всех людей или, по крайней мере, о логической возможности этого равенства. Римская конструкция единства человеческого рода была так крепка и жизнеспособна, говорит барон Таубе, что «надолго запала в памяти людей и в течение веков служила примером для других образований». Христианство поддержало эту конструкцию, вложив в нее идеальный разум. Раз всемирное государство осуществлено, то оно не нужно, – эта мысль преобразилась в отрицание земного государства и в попытки устроить царство Божие. У евреев, как известно, никогда не погасало убеждение, что истинный царь их – это Иегова, их вождь и законодатель. Потеря земного царства требовала возвращения к древнему принципу. И вот первые христиане начинают с того, что отвергают вовсе современный им римский строй. Римляне желали единства и мира на земле не иначе как путем насилия, христиане достигали того же самого путем согласия. На основании убедительных цитат из Евангелия и жития святых барон Таубе доказывает, что первые христиане не признавали ни национальности, ни государства, ни войны. «В церкви Христовой нет ни эллина, ни иудея, ни варвара, ни скифа, ни свободных, ни рабов». Закон Евангелия был объявлен как закон свободы. Вместо безграничного, всепроникающего римского насилия устанавливалось начало самопожертвования и любви к людям, кто бы они ни были.

«Легко видеть, – говорит барон Таубе, – что подобное учение для античного мира невыносимо. В колоссальном организме античного государства, не знающего границ своей воле и власти, появляются безумцы, дерзающие, при всем своем пассивном повиновении физической силе государственной власти, – игнорировать величие, авторитет, значение для себя государственной организации». Повторяя слова апостолов: «судите, справедливо ли вас слушать более, чем Бога», Тертуллиан говорит: «Для нас ничто так не безразлично, как государство». Св. Климент Александрийский противопоставляет языческим «воинственным» народам «мирное племя христиан». Ориген пишет: «Мы не поднимаем оружия ни против какого народа, мы не учимся искусству воевать, ибо через Иисуса Христа мы сделались детьми мира». Христиане, по словам Оригена, сражаются за императора более других: «Правда, они не стали бы сражаться вместе с ним, с его войсками, даже в случае прямого к тому принуждения, но зато сражаются за него своим милосердием и молитвами». В том же духе – еще решительнее – высказываются св. Киприан, Лактанций и др. «Оружие христианам не дозволено, ибо оружие их – только истина». Целый ряд христианских мучеников – св. Максимилиан, Маркелл, Мартин и др. приняли смерть за отказ служить под знаменами Рима. «Licitum поп esse sanguinem humanum fundere etiam injusto bello, imperantibus Christianis principibus..Люцифер, епископ Kaльярийский, прозванный новым Илиею, в IV веке пишет, что «самое дорогое для христиан благо – свою религию – они должны защищать не убиением других, а собственной смертью». Не стану приводить других весьма интересных цитат.