Людмила Уварова - Сын капитана Алексича

Галка мельком взглядывает на бабку, но бабка благодушно улыбается и подвигает мужчинам соответствующую закуску — селедочку, кислую капусту, маринованные грибки.

Она явно любуется Алешей — до чего весел, приветлив, обходителен. Не болтлив, а умеет вовремя слово ввернуть, каждому скажет, что полагается, к случаю.

— За новую квартиру и за постоянное счастье вашего дома, — говорит Алеша, чокаясь с Василием Васильевичем, и залпом опрокидывает рюмку.

«Девочки» улыбаются. Алеша — общий любимец, многие помнят, как он десять лет назад пришел на фабрику учеником в жаккардный цех. Был он тогда худой, веснушчатый до невозможности, с жесткими, торчком стоящими вихрами.

Первым учителем его был Василий Васильевич.

Как это он тогда сказал, придя вместе с Василием Васильевичем в ткацкий цех: «Никогда не поверю, чтобы из ниток полотно получалось, куда ж нитки деваются?»

Немало натерпелся от него Василий Васильевич. Парнишка был из рук вон непослушный, сколько раз убегал с работы. Спросит его, бывало, Василий Васильевич:

— Где ты был?

Ухмыляется в ответ:

— Где был, там меня теперь нет.

Тетя Оня однажды сказала:

— Не получится из него толка…

Василий Васильевич не согласился с нею:

— Почему не получится? Должно получиться…

Никогда на Алешку и голоса не повысил, пальцем его не тронул, только, бывало, после работы заберет его к себе, все говорит с ним, рассказывает о себе, о товарищах своих, о том, как на фронте воевал…

И вот по его вышло: получился из Алеши толк. Теперь на всю фабрику лучший мастер по жаккардным машинам, ударник коммунистического труда. Недавно его в кандидаты в члены партии приняли. Он, Василий Васильевич, дал ему рекомендацию, вторую дала тетя Оня.

И с виду выровнялся парень, не узнать. Куда только веснушки подевались и цыпки на руках? Волосы стали гладкие, слегка волнистые, и плечи почти что в косую сажень — Алеша аккуратно занимается в секции бокса, сведущие люди говорят — хорошим боксером будет.

Алеша в доме Широковых свой человек. С давних пор привык у них бывать и праздники проводить: ведь рос сиротой.

В детстве, случалось, таскал Галку за косы и, что греха таить, однажды даже нос ей порядком расквасил. А последние годы совсем другим стал, на глазах переменился: ходит за ней как привязанный, каждое ее желание выполняет.

Галка им командует как хочет. Василий Васильевич как-то не утерпел, сказал Алеше:

— Гляди, достанется тебе, характером она вся как есть в бабку.

Но Алешка — веселая душа — только рукой махнул:

— Это уж моя забота. И потом, вовсе у бабки не такой уж плохой характер.

Василий Васильевич не стал с ним спорить. В конце концов, не его это забота, а самого Алеши. Пусть справляется как знает.

Старательно отводя глаза от матери, он наливает по второй рюмке себе и Алеше.

Неожиданно не бабка, а дочь закрывает ладонью Алешину рюмку.

— Набрался уж, — бабкиным голосом говорит она. — Забыл, куда собирались?

«Девочки» смеются, громче всех старуха Широкова.

— Что, Алеша, не ожидал?

Алеша улыбается.

— Пусть по ее будет, — весело говорит он.

— То-то, — строго замечает неподкупная Галка.

«Девочки» смеются.

— Твоя кровь, Глафира, — шепчет на ухо Полина Марковна.

Но бабка не слушает ее.

— Говорят, к вам новые машины привезли? — спрашивает она Алешу.

— Привезли, — говорит Алеша, — машины-куколки, к ним подойди только, а они уже сами так и рвутся работать…

— Новые машины — это хорошо, — задумчиво, хозяйским тоном замечает Анфиса Поликарповна, — только и о старых забывать не след.

— А как же, — говорит Алеша. — У нас теперь каждый старается продлить жизнь старому оборудованию, профилактика и текущий — будьте спокойны, на самой высоте!

Василий Васильевич подмигивает Галке:

— Теперь дело за молодежью, чтобы свой класс показали…

Впалые щеки Анфисы Поликарповны розовеют.

— А при чем здесь они? — спрашивает она. — При чем, говорю? Ты лучше подумай о том, какие у нас нынче расцветки пошли, только нам, старухам, впору носить…

— Ну уж, не скажите, — поворачивается к ней Галка. — Наши художники недавно на совете свои эскизы показывали, — чудо что такое! Ты, папа, видел, правда, красивые?

— Ничего, подходящие, — говорит захмелевший Василий Васильевич.

А Галка даже о кино позабыла, рассказывает о новых эскизах художников, о расцветках, которые они предлагают для майи, ситца, жаккарда. Особенно всем понравилась яблоня — белые ветви на синем фоне и листочки кое-где разбросаны, и еще дольки лимона очень приятны, золотистые, сочные, словно настоящие, хороши будут на ситце с жаккардной ниткой.

«Девочки» слушают ее, притихнув. Они уже вышли на пенсию, на фабрике бывают от случая к случаю, но до сих пор каждое слово о родной фабрике словно мед на душу.

— А что, пух в цехе по-прежнему летает? — спрашивает тетя Оня. — Помню, бывалочки, нам от этого пуха жизни не было…

Глаза ее блестят, губы полуоткрыты, и Галке впервые верится — была когда-то тетя Оня красавица из красавиц. Должно быть, дорого бы дала она теперь, чтобы сбросить с плеч десяток-другой годков и еще бы повоевать с неотвязным пухом…

И Галка вспоминает первые дни, когда она пришла на фабрику. Тетя Оня накладывала свои пальцы на ее, показывала, как надо быстро связать оборвавшуюся нить, как менять челнок, ритмично запустить станок…

Тетю Оню называли на фабрике «Король-ткачиха», работала она на шестнадцати станках, каждая минута была на счету, а ради нее, Галки, поначалу тупой и такой непонятливой, по своей воле оставалась в цехе, учила ее, терпеливо повторяла одно и то же, одно и то же, по нескольку раз…

И Галка встает со своего места, подходит к тете Оне с рюмкой в руке.

— За вас, тетя Оня, чтобы вы всегда были здоровы…

— А чего ей делается, твоей тете Оне! — ворчливо отзывается бабка. — Такие тощие завсегда самые живучие.

Но, несмотря на суровые свои слова, она усмехается, подмигивает старой подружке, — дескать, вот оно как, дорогая ты моя…

Алеша между тем выразительно толкает Галку под столом ногой. Как бы не опоздать…

— Успеем, — громко отвечает Галка. — Не беспокойся!

Потом они уходят, распростившись со всеми, и за дверью смеются чему-то, и быстро сбегают вниз по лестнице, и еще долго доносятся их шаги снизу; дом новый, каждый шорох слышен в комнате. А «девочки» с улыбкой глядят на дверь, словно все еще видят Галку с Алешей, и глаза у них теплые, просветленные и чуточку грустные.

●

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.