Миклош Залка - Осада

«Скоро придет, — решил Бела. — Небось из-за этих евреев все носится по дому…»

В поисках чего-нибудь из еды он заглянул в кладовку и тотчас же увидел мать. Она висела на бельевой веревке. Один конец ее был привязан к крюку, на котором обычно держалась ванна для стирки белья.

Какое-то мгновение Бела, ошарашенный таким зрелищем, смотрел на мать. «Висит, как будто она сама во всем виновата», — мелькнуло у него в голове, и, повернувшись, он со стуком захлопнул дверь.

В кухне было темно и холодно.

Войдя в нее, Вонецне внимательно оглядела ее с порога и сразу же поняла, что все вроде бы находится на своих местах: кулек с фасолью лежал на столе, где она его оставила перед уходом. «Выходит, он только заглянул и ушел…»

Когда Секула во второй раз вернулся в подвал, служивший жильцам дома убежищем, совершив свой контрольный обход по дому, Вонецне показалось, что его карманы чем-то набиты. Она сразу же вспомнила, что оставила фасоль прямо на столе, и пожалела, что не убрала ее в шкаф. «Видать, господское положение пока еще не позволяет этому типу опуститься до мелкой кражи…» — подумала она. В подвале Вонецне чувствовала себя скверно и потому вскоре поднялась в квартиру. «Холодно, как на леднике. — Быстрым движением пальцев она замотала шарфом шею. — Право, как на леднике…» Покачав головой, она присела на корточки перед печкой, чтобы затопить ее. И в тот же миг Вонецне, сама не зная почему, вспомнила Андраша и тихо рассмеялась, широко растянув губы.

Ни одного ледника она никогда в жизни не видела и потому никак не могла знать, холодно ли на нем бывает.

Скомкав в кулаке большой кусок газеты, она сунула его в печку, соорудив над ним небольшую пирамидку из мелко поколотых дровишек, и, чиркнув спичкой, подожгла бумагу. Выпрямившись, закрыла дверцу печки. Вспомнив еще раз об Андраше, Вонецне улыбнулась, более того, ей даже показалось, что она видит, как он энергично жестикулирует и говорит ей: «Вы, дорогая, всегда такое говорите, о чем не имеете ни малейшего представления! Не проходит и дня, чтобы вы, глядя на меня спящего, не сказали бы: «Спит, как медведь!» А вы разве видели, как спит медведь? Ни разу в жизни, даже в зоопарке не видели… Но все равно каждое утро говорите об этом… Вот и Секула в глаза не видел ни одного русского, а уже такие небылицы о них рассказывает… Послали бы вы его к… Или просто скажите ему, что вы тоже регулярно читаете «Мадьяр футар». А еще лучше, если дадите ему понять, что он все свои «новости» высасывает из пальца, сидя в своей квартире…»

Вонецне улыбнулась. «Большой насмешник этот Андраш… Пора бы ему уже вернуться домой…»

Вспомнив об Андраше, она и сама удивилась тому, как ей не хватает его.

Тем временем огонь в печке разгорался, и хозяйка взяла в руки лопатку, чтобы подбросить в топку угля, но, тут же передумав, сунула лопатку обратно в ведро с углем. «А чего я, собственно, экономлю дрова? Зачем?..» Выбрав несколько сухих полешков, она положила их в печку, радуясь тому, что скоро в кухне станет тепло. Вытянув руки к горячей уже дверце, она пошевелила озябшими пальцами. Чугунная дверца печки раскалилась почти докрасна. Насыпав на дрова несколько лопаток угля, хозяйка взяла в руки чайник.

Вода из крана не текла, а только капала. Вонецне охватила досада, что в суете она позабыла заранее запастись водой.

Хорошо еще, что в ведре осталось немного воды, и женщина, налив чайник, поставила его на плиту. Открыв водопроводный кран до отказа, подставила под него большую кастрюлю. Достала из мешка, стоявшего возле шкафа, несколько картофелин и тут же снова вспомнила оттопыренные карманы Секулы. Посмотрела еще раз на мешок, и тут ей показалось, что картошки в нем будто бы поубавилось. Сунув несколько картофелин в духовку, она подвинула табуретку поближе к печке и села. Положив себе на колени пустую кастрюлю, начала перебирать фасоль. «Всего кило три будет… самое большое три с половиной… Только добрая половина в ней мусор…» Переведя взгляд на мешок с картошкой, скривила рот. «В нем, пожалуй, и пяти кило не осталось… Если этот кабан еще раз осмелится…»

Вонецне пожалела, что после ухода Андраша сразу же не купила побольше картофеля, хотя бы с мешок. Один ее знакомый, случайно встретив ее на улице, спросил, не хочет ли она выменять на хлеб картошки, а хлеб у нее тогда был. Она вышла из очереди в булочную и пошла посмотреть картофель, который на соседней улице продавал какой-то торговец. Но когда Вонецне услышала цену, у нее чуть было челюсть не отвалилась. «За такие деньги я и мяса могу купить», — проговорила она. «Пожалуйста, покупайте мясо», — равнодушно ответил ей торговец и отвернулся от нее. Однако картошка была ей нужна, и она начала торговаться, стоя у повозки и неуверенно переступая с ноги на ногу, но торгаш даже не удостоил ее ответом, а брать за назначенную им цену она сочла неблагоразумным. Вонецне почти бегом вернулась обратно в очередь в булочную, а когда спустя некоторое время все же надумала купить картофель и прошла на соседнюю улицу, там уже не было ни повозки, ни торговца.

«Вот я и промахнулась, — подумала она и печально закивала. — А Андрашу-то пора бы уже и вернуться… Наверняка волочится за какой-нибудь новой юбкой… — подумала она и сразу же отогнала от себя эту мысль. — А вдруг он попал в какую-нибудь беду? Хотя ничего с ним не случится!.. Я его тут жду-жду, а потом вместо него заявится вдруг сам Вонец… — При этой мысли она горько усмехнулась. — Но его-то я так вытурю, что он долго бежать будет, не чувствуя под собой ног!..»

Замуж она вышла поздно, когда ей уже исполнилось двадцать пять лет. Прожив долгих десять лет с мужем, вернее говоря, и не прожив, а промучившись с этим алкоголиком Вонецом, она все-таки нашла в себе силы расстаться с ним. Порой, когда она ложилась спать, слишком плотно поужинав, о чем теперь можно было только мечтать, ей снилось, что муж вернулся домой и ждет у двери. Просыпалась она почти всегда со слезами на глазах.

А на самом же деле Вонец, когда они еще жили вместе, довольно редко возвращался домой на своих ногах: обычно его притаскивали дружки по пьянке, ставили у двери, а сами тут же уходили. Когда же он немного приходил в себя, то начинал царапаться в дверь, как царапается собака, выставленная на время в коридор. Но стоило только мужу переступить порог квартиры, как он сразу же набрасывался на жену и начинал ее избивать чем попало. Вонецне и сама не знала, почему она целых десять лет терпела эти жестокие побои и самого мужа. Быть может, только потому, что боялась стать разведенкой?

Муж ее хотя и неплохо зарабатывал, но, по обыкновению, все пропивал до последней монетки. Во время последнего запоя, пропив все, что у него было в кармане, он вдруг заявил жене, что всю получку он-де не пропил, а проиграл в очко. Вонецне, не вытерпев, достала из шкафа кухонный нож и смело сказала: «Знаешь что, Вонец, катись-ка ты от меня на все четыре стороны и больше домой не приходи!..» В ответ на эту угрозу муж дико захохотал и, ухватившись за лезвие ножа, вырвал его у нее из рук и начал кричать на жену, а она, не растерявшись, схватила с плиты большую кастрюлю с водой, которую грела для стирки, и окатила мужа, крикнув более чем решительно: «Убирайся с глаз долой!.. Барахло свое получишь у привратницы, а сюда забудь и дорогу!..»