Миклош Залка - Осада

Словом, это был тот самый дом, в котором жила и Ливия. Однако ни квартиры, ни даже маленькой комнаты у старика там не было: оказалось, что он просто снимал в нем угол, являясь (как определил про себя офицер) типичным городским босяком. Собственно, именно поэтому Даниэль и не отпустил тогда старого солдата домой, решив, что у него никакого дома и быть не может. «Такие, как бездомные псы, мотаются всю жизнь по свету, ночуя сегодня здесь, а завтра там. Разве можно ручаться за подобных людей? Отпросится якобы домой, а потом ищи ветра в поле. Мне только того и не хватало, чтобы меня еще дергали и ругали за дезертирство». Граф Антал Даниэль гордился тем, что у него на батарее еще не было ни одного случая дезертирства. Правда, до этого у него служили настоящие солдаты, а не такие босяки, как эти. Поручик потому и не любил город, в котором любой сброд легко найдет себе убежище. В Даниэле жило желание, а скорее, страсть: превратить Венгрию в чисто крестьянскую страну, в которой каждый венгр найдет для себя кров, хорошо оплачиваемую работу, покой и в которой не будет проклятой городской грязи.

В этот момент в чердачном люке появилась голова солдата, которого поручик посылал за Тобиашем. Выбравшись на крышу и застыв перед офицером по стойке «смирно», тот громко доложил:

— Господин поручик, докладываю: Тобиаша в вашей комнате нет. И оружия его тоже там нет!

«А ведь этот тип считает, что докладывает мне строго по-военному… Слово «покорнейше» он почему-то выпустил. Ну, это еще куда ни шло…» Поручику и самому не очень нравилась старая форма доклада, так как венгр не должен никому покоряться. Хотя слово «покорнейше» пока что ликвидировали при докладе только в секейских дивизиях, а на другие части это распоряжение еще не распространяется, а раз так, то, следовательно, и докладывать нужно как положено. «Но как он докладывает? Не дойдя двадцати метров до командира?! Уж не боится ли он натрудить себе ноги, приблизившись еще метра на три к офицеру? А где у него руки? Висят, как плети, вдоль туловища, а ведь у него на голове шапка и, следовательно, он должен отдать честь…»

— Вы что, никогда раньше не были в солдатах? Не знаете, как следует докладывать?

Губы у солдата вздрогнули, но он ничего не сказал, а лишь вздохнул.

Граф Антал Даниэль был больше чем уверен в том, что солдат в тот момент мысленно посылал его ко всем чертям.

— В армии вся жизнь солдата, как известно, регламентируется уставами, которые каждый военнослужащий всегда и в любой обстановке обязан строго выполнять, а в тяжелое время тем более… — Поручик сделал небольшую, театральную паузу. — В ходе боя не столь важно, как вы докладываете, но в спокойной обстановке… Доложите еще раз и по всем правилам!..

Солдат после небольшого замешательства повторил свой доклад.

Граф Антал Даниэль был явно недоволен и на этот раз.

— Вы, видно, позабыли, как солдату положено докладывать… Сходите в пекарню и посмотрите, не там ли Тобиаш. Зайдите со двора и постучите в заднюю дверь… А то, когда начнут раздавать хлеб населению… — Поручик хотел было еще что-то добавить, но в этот момент с неба послышался какой-то шум, и он инстинктивно задрал голову вверх. Прожекторы ощупывали небо сквозь предрассветный полумрак. Луч одного из них поймал блестящую серебром цель, и в тот же миг другие прожекторы скрестили свои лучи на самолете.

«Великолепная цель…» — быстро сообразил поручик и как угорелый заорал:

— К орудию! — А сам подскочил к дальномеру.

Пушка была готова к открытию огня.

Выпустив первую очередь, поручик расстроенно вытаращил глаза: снаряды почему-то не рвались. «Проклятье!.. Шарахнули бронебойными, как по танку…» И закричал на заряжающего не своим голосом:

— Скотина! Осколочным!..

Заряжающим оказался старый солдат, который, тяжело кряхтя, нагнулся над зарядным ящиком.

— Шевелись ты, саботажник! — Поручик заскрежетал зубами.

В воздухе послышался свист бомбы.

Поручик выхватил из рук солдата обойму со снарядами и сам зарядил пушку. «Как только услышал вой, так сразу в штаны и наклал…» — бегло подумал он о старике.

Пушка затряслась от выстрелов, и в тот же миг разорвалась и бомба.

Поручик не видел, где взорвалась бомба, а лишь ощутил тугую взрывную волну, которая с силой хлестнула его по лицу, и только после этого он заметил четыре огненных сполоха, один из которых как бы лизнул пушку, сдвинув ее с места.

А старый солдат все еще возился возле зарядного ящика.

Злоба исказила лицо поручика, и он, брызгая слюной, выкрикнул:

— Дай сюда, скотина!..

Воя следующей бомбы Даниэль уже не слышал. Она разорвалась недалеко от зенитки, сбросив ее как пушинку с крыши на улицу, а вместе с ней и часть кровли, сдунув вниз солдат и еще какие-то предметы с двух верхних этажей.

Через секунду Граф Антал Даниэль лежал на земле рядом со старым солдатом, который уже не мог протестовать против такого соседства…

В то же самое время Тобиаш находился на углу улицы, спрятавшись во время взрыва в подворотне пекарни. Услышав взрыв, он выглянул из своего укрытия и, почесав затылок, подумал: «Ну и повезло же мне… А не пойти ли посмотреть, остался ли там кто в живых?..» Рюкзак, набитый хлебом, оттягивал ему плечо, однако Тобиаш все же поплелся по направлению к дому, на крыше которого стояла их зенитка. Трупы зенитчиков были засыпаны обломками, а поручика он узнал лишь по хромовым сапогам, торчавшим из-под обломков и густо припудренным пылью. «Зря, выходит, я с ним валандался… Упокой господи душу его…»

Повернувшись кругом, Тобиаш медленно пошел прочь. В душе ему было жаль поручика. «Ну и скотина же ты был, — вздохнул денщик. — Ну да ладно, спи спокойно…» С одной стороны, Тобиаш радовался подвалившему ему счастью, а с другой — испытывал угрызения совести, что он вовремя не посоветовал своему командиру дать отсюда деру, а ведь хотел было сказать, да все случая выжидал, а когда он выдавался, все почему-то не осмеливался, так как этот служака мог за такое предложение и расстрелять без зазрения совести, ибо на всех, кто стоял ниже него, он смотрел как на грязную портянку, но зато как красиво он умел мечтать о крестьянском государстве полного благоденствия. Он и в батарею-то к себе старался набирать солдат из крестьян. Мечта о создании крестьянского государства появилась в голове поручика прежде всего от узости его взглядов. Как хозяин он был никудышный, но Тобиаш все же умел и с ним ладить: немного льстил, прикидываясь верным, что принималось Даниэлем за чистую монету. Если бы он выбрал себе какую-нибудь честную должность, то из него, быть может, со временем и получился бы порядочный человек. «Ремесло всякого исправляет и под себя подминает…» — любил говорить ему поручик. А однажды он сказал Тобиашу: «Каждый человек со временем становится таким, каким его делает профессия…» И дико захохотав, спросил: «Ну, Тобиаш, каким ты стал?» В людях Даниэль разбирался плохо, не понимал их, считаясь только с самим собой. «Служба в армии не сделала его умнее. Спи спокойно, бедолага…»