Миклош Залка - Осада

Повозка тогда еще горела, громко потрескивая, а вместе с нею горело сало и мясо, под которыми лежали мешки с картошкой и мукой, прикрытые несколькими охапками соломы: от горящей повозки несло таким удушливо-горьким дымом, как будто горело живое мясо.

Раненый отвернул голову в сторону и хотел было чихнуть, но это причинило ему такую боль, что в глазах сразу потемнело.

Неожиданно он приподнял голову и в тот же миг почувствовал острую боль в животе, будто ему всадили туда нож по самую рукоятку. Лицо исказила гримаса страданий, но он все же немного продержал голову и посмотрел на лошадь, которая, казалось, уже не дышала.

— Звездочка, — тихо вымолвил он и уронил голову на асфальт. Губы у него потрескались, и он слегка облизал их языком. Погладив лошадь по спине, еле слышно добавил: — Звездочка ты моя…

Лошадь даже не пошевелилась.

— Звездочка… — прошептал раненый еще раз.

Вдали продолжала громыхать канонада, от которой мелко содрогалась земля…

— Бросила меня одного, Звездочка… — Глаза Михая наполнились слезами, но он не вытер их: не хватило сил.

Лишь позже в голову ему пришла мысль о том, что барин взыщет с него и за Звездочку, и за повозку, и за груз, что в ней был. Остальное его, казалось, нисколько не интересовало. Несправедливым ему казалось только то, что его Звездочку можно было оценить деньгами.

«А может, все же простят…» Тут почему-то он вспомнил о своих сыновьях. Жена родила Михаю шестерых детей: четырех сыновей и двух дочерей. Они так и рождались по очереди: сначала парнишки, а за ними две девчонки. Вторая дочка умерла при родах, унеся с собой в могилу и мать. Когда бабка-повитуха, принимавшая роды, начала молиться, проделывая над роженицей свои фокусы-мокусы, Михай сломя голову помчался за доктором, вернее говоря, это был врач-ветеринар, так как другого доктора в имении вообще не было. Однако и он ничем помочь не смог. С тех пор Михай остался без жены. Из шестерых детей выжили и выросли три сына и одна дочка. Всех троих парней с началом войны забрали в солдаты. Михай не знал ни того, где они служат, ни того, живы ли они сейчас вообще. Раньше они хоть изредка писали ему, присылая короткие открытки, которые он носил к управляющему, чтобы тот прочел ему, что в них сообщается.

Звездочку же Михаю дали почти четыре года назад, когда пришло известие о гибели старшего сына. На третий или четвертый день после этого известия Михая вызвал к себе управляющий имением.

— Я докладывал о вас барину, — начал управляющий, — сказал ему, что вы остались одни, что вы хороший работник и вам уже перевалило за шестьдесят. Барин распорядился выделить вам двухгодовалую лошадку, которой вы будете пользоваться до тех пор, пока не вернутся с войны ваши сыновья… Выберите себе сами лошадку и скажите мне, но только ухаживайте за ней как следует, а не то я вам покажу…

Михай Киш сразу понял, что все это значило: как в слуге барин в нем больше не нуждается. Так оно на самом деле и оказалось. Правда, из квартиры, которую Михай занимал, его сразу не выставили, более того, ему даже подыскали работу в имении, доверив возить на конной повозке различные грузы, куда приказывали. Вот он и возил, получая за свой труд ровно столько, сколько хватало на пропитание ему и Звездочке. Михай по-прежнему мог пользоваться барской конюшней, ему даже разрешали ночевать в ней.

Вскоре комнату Михая отдали другим людям. Тогда Киш пошел к управляющему и попросил замолвить за него словечко перед хозяином, чтобы тот разрешил ему построить крохотную избушку во дворе для челяди. Барин милостиво разрешил, более того, даже дал ему тесу на крышу и черепицы, так что хватило и на пристройку для Звездочки. От избушки Михая эту пристройку отделяла тонкая дощатая перегородка. Барин так раздобрился, что даже разрешил Михаю срубить несколько деревьев на лошадиные ясли.

— Вот и стала ты барской лошадью… — сказал Михай Звездочке, заводя ее в новое стойло. Сам он в своей избушке почти не жил, так как перешел спать к Звездочке в ее новое жилище.

Узнав об этом, управляющий покачал головой и как-то сказал: «Дом, я вижу, не для вас, дя Михай (вместо «дядя» или «дядюшка» он, дабы не утруждать себя очень, обычно произносил только первый слог). Вам конюшня нужна, а не дом, но вы и из дома конюшню сделаете…»

Михай молча слушал управляющего, а про себя думал о том, что общество лошади для него гораздо лучше человеческого и что даже с самим управляющим он вряд ли бы смог ужиться под одной крышей, как со своей Звездочкой, которая только что разговаривать не может, а так не только все понимает, но и даже умеет угадывать желания своего хозяина. Промолчал тогда Михай, так ничего и не сказав управляющему на его обидные слова.

Управляющий был по характеру человеком строгим, но в то же время и добрым, так как любил Михая за его пристрастие к работе, в которой тот, несмотря на свой возраст, не уступал и молодым. Его работу он никогда не проверял — ни в поле, ни на конюшне, да и вообще нигде.

«Где вы, дя Михай, что-то делаете — это все равно что я сам это сделал», — любил иногда говорить Кишу управляющий. Имением он управлял уже давно, так что Михай помнил его еще молодым, когда тот только что попал в имение. В ту пору Михай работал непосредственно под его руководством.

«А может, они меня с барином и простят…» — снова подумал Михай и, вздохнув, опять почувствовал, как ему в живот словно нож вонзили.

По-прежнему падал медленно снег, и снова где-то далеко била артиллерия.

«А ведь много придется платить… — про себя решил Михай, не зная точно ценности того, что он вез в повозке, и, не сумев представить это в цифрах, стал считать по-своему: — Года два придется отрабатывать… не меньше… да еще повозка… А Звездочка…»

Во рту у раненого собралась слюна, и он с болью сглотнул ее, затем облизал потрескавшиеся губы.

В этот момент с угрожающим свистом пронеслись над площадью красные и зеленые яркие полосы.

Потом воображение унесло Михая в свинарник, ему даже показалось, что он явственно видит перед собой розовую свинку и слышит голос управляющего:

«Ну… выбирайте же сами, дя Михай!» А он стоит, прислонившись к загородке и не смеет сказать, что он хотел бы взять вон ту розовую, йоркширской породы, или как там ее называют; другой такой свиньи нет ни у кого в округе, только у их барина. Михай боялся, что хозяин сочтет это слишком большой ценой за его скромную работу возчика. «Как бы далеко ты ни ездил, как бы ни старался, это уж чересчур…» Правда, управляющий сам предложил ему вместо денег взять свинью. «Хотите свиноматку иметь, дя Михай?» С этого он тогда, собственно, и начал свой разговор. А Михай все стоял, не решаясь рта раскрыть. Тогда управляющий сказал: «Если вы не можете решить, тогда я вам сам выберу. Вот она…» — и показал на совсем другую свинью, которая тоже была йоркширской породы. «Забирайте и владейте ею, я вам доверяю, как и всегда…»