Лариса Федорова - Не лги себе

— У вас семья большая, родственники?

— Нет. В общем-то я один.

— Тогда… Я не понимаю, зачем вам большой урожай?

— Плодовое дерево должно работать. Это простая истина, не так ли?

— На кого работать: на общество или на хозяина?

— Сначала на хозяина… Это прописная истина.

Вот чего Ольга Игнатьевна не терпела, так это прописных истин. Ей стало вдруг скучно. Было от чего замирать сердцу! Еще одна разновидность соседа. Купить навоз — продать яблоки. Так живут миллионы. Другие миллионы покупают и говорят садоводам спасибо. И — никакой сложности. Так было всегда. И все-таки продавать яблоки стыдно. Ведь яблоки, как и цветы, — радость.

— О чем вы задумались?

— О яблоках. Вернее, о своем соседе. Вы сказали: дерево должно работать на хозяина. О, если б вы знали, какой это хозяин!

— Какой же?

Ольга Игнатьевна стала рассказывать. Так вот у ее соседа красивая огромная дача, взведенная, как курок на выстрел, — капитал! Продаст он ее — и пятнадцать тысяч рублей в кармане. А не продаст, тоже капитал — дачники. Пять комнат, пять доходов. У него только Маша одна, все остальное во множестве. Особенно деревья.

— Кто такая Маша? — спросил пассажир в синем пальто.

— Теперь уж я и не знаю, кто. При жене домработницей была, но теперь жена умерла, и Маше хочется быть хозяйкой. Да, кажется, и привязана она к нему. Он научил ее любить труд. Эта наука не из легких. Как только начинается весна, мой сосед перестает ходить по земле. Влезет на стремянку, и целый день из-под шапки дерева виднеются только его сапоги — сорок четвертого размера. Ядохимикатов он не признает, обирает гусениц руками.

— А Маша что же?

— Маша на другой стремянке. И тоже видны одни ее сапожки.

Попутчик Ольги Игнатьевны, посмеиваясь, сказал:

— Занятный человек ваш сосед. Надо бы с ним познакомиться.

— Зачем? — насторожилась Ольга Игнатьевна. — Неужели вам по душе такие люди?

— Конечно. Он трудолюбив, как сама природа. Ценнейшее качество. Но беда в том, что он превратился в робота. В него нужно вдохнуть душу.

— Вы идеалист, — усмехнулась Ольга Игнатьевна. — Рядом с ним Маша живет. Хорошая русская женщина. Но что ему Маша. У него свои взгляды, свои законы. Шестьдесят лет ему, перевоспитывать поздно.

— Так-так, — повторял пассажир, внимательно слушая Ольгу Игнатьевну. — Значит, неисправим ваш сосед? Ну что же, бывает… Не буду с вами спорить. Ну, а познакомиться нам с вами все-таки не мешает. Иван Сергеевич.

Ольга Игнатьевна невольно рассмеялась:

— Ну и совпадение. Мой сосед тоже Иван Сергеевич.

Поезд замедлил ход. Все поднялись, зашуршали газетами. Иван Сергеевич надел свою серую каракулевую шапку, потом открыл портфель, достав из него красное яблоко.

— Отведайте, Ольга Игнатьевна. Они у меня особые. А наш сегодняшний разговор мы как-нибудь продолжим.

Сказал — и как в воду канул. Ни завтра, ни послезавтра, ни много дней спустя не встретились два этих человека. Правда, Ольга Игнатьевна целую неделю просидела дома из-за ангины, потом ей выпала короткая командировка в районный город, в порядке обмена опытом.

Но где бы она ни была — дома ли, когда топилась печурка, в незнакомом ли городке, — сердце ее все порывалось к тому странному человеку, которого зовут Иваном Сергеевичем. Ничего он ей не обещал и уговоров насчет встречи не было, но только она точно знала, что он так же ждет этой встречи, как и она. В поисках этого человека она даже переменила вагон и стала ездить то в третьем, то в четвертом.

Зима была на исходе. Мартовские дни легли на снега кроткой голубизною. Вечерами Ольга Игнатьевна по-прежнему топила печь, наслаждаясь привычным своим уютом. Раза два была в театре с Раисой и тогда ночевала у нее. О знакомстве с Иваном Сергеевичем она ей не рассказала. Раиса придала бы этому особую значительность: «Да, да, Ольга, надо подумать о семье. Я своих ребят в двадцать пять родила, а тебе на десять лет больше».

Такие «прицелы» Ольге Игнатьевне противны. В них есть что-то от кошки, увидевшей воробья. «Подумаешь, — сказала бы Раиса, — есть воробьи, и есть кошки, у каждого свое амплуа».

В один из мартовских дней, раскрыв газету, она увидела его портрет. Пожалуй, и не узнала бы его стоящим в профиль у доски, если б не подпись: «Заслуженный педагог Иван Сергеевич Колокольцев вновь выдвинут в кандидаты…» Дальше она не читала. Да и газетная рубрика «Наши депутаты» не оставляла сомнений.

Она записала номер школы и район. Надо позвонить, поздравить.

Но звонить при сотрудниках не решилась. Все пять человек, находившихся в комнате, подняли бы при этом голову. «Попросите к телефону Ивана Сергеевича. Это вы, Иван Сергеевич? Говорит Ольга Игнатьевна. Помните, в поезде электрички? Какая Ольга Игнатьевна? Ну, как вам объяснить, какая. Обыкновенная. Яблоки! Помните, вы дали мне яблоко?».

— Я бы ни за что не позвонила! — скажет старший эксперт Золотухина. — Мужчина должен звонить первым.

— A-а, эти поездные знакомства! — махнет рукой Яков Лаврентьевич Морзиков. — Одного плана с курортными. Приедешь домой и тут же все курортные знакомства вон из головы!

Инженер-экономист Неменский:

— Вы знаете, Ольга Игнатьевна, Морзиков прав. Даже напоминать о таком знакомстве неловко. Оно отпадает, как шелуха.

И две практикантки из торговой школы:

— Те, которые на курортах да в поездах, все женатые.

Так вот: никому она не доставит удовольствия размышлять о своей особе. Слава богу, есть телефоны-автоматы, которые за маленькую монетку умеют сохранять свою бесстрастность.

Она нашла самую уединенную будку. Но долго не решалась набрать нужный номер. Мешали голоса тех пятерых, как будто они стояли тут же, рядом.

— Он сейчас на уроке, — ответили в школе. — Позвоните через десять минут.

Хуже нет вот такого ожидания. Наверное, ему уже сказали, что его спрашивал женский голос, и теперь он перебирает в памяти всех своих знакомых. И ни за что не вспомнит, что есть на свете Ольга Игнатьевна.

Когда Иван Сергеевич взял трубку, она назвала себя и замолчала.

— Вы умница, что позвонили, — услышала она в ответ. — Я давно разыскал бы вас, если б знал фамилию. Куда вы пропали? Я несколько раз ездил за город и даже нарочно бродил по платформе до прибытия вечерних поездов, да только напрасно.

— Я болела, — тихо отвечала Ольга Игнатьевна. — И еще уезжала по делам. Так значит, вы не забыли меня?

Договорились поехать сегодня вместе. В первом вагоне, справа.

Она пришла к поезду раньше и заняла место у окна, положив рядом с собой варежку. И все смотрела, смотрела в окно, но вагон был первым и мимо никто не шел. Платформа была черной, затоптанной, сырой, потому что уже началась оттепель.

Когда она увидела его и он улыбнулся ей своей доброй проникновенной улыбкой, ей стало стыдно, как школьнице. А что, если те, пятеро ее сотрудников, правы?