Лариса Федорова - Не лги себе

— Ну, наконец-то! — энергично пожимая ее руку, сказал Иван Сергеевич. — Можно ли так исчезать. Вы сделали это нарочно?

— Я же объяснила вам…

— А выглядите прекрасно. Значит, дело к весне?

— К весне, Иван Сергеевич.

— А потом к яблокам?

— А потом к яблокам, — поддаваясь его шутливому тону, согласилась Ольга Игнатьевна.

— Сосед снег подгребает?

— Господи, вы и это помните!

— И Маша его жива-здорова?

— Маша собирается уходить. На производство.

— А ведь я собирался вас разыскивать. Пойду, думаю, в тот поселок и буду всех спрашивать: «Где тут живет богатый Иван Сергеевич, у которого домработница Маша?» Ведь вы с ним рядом, правда?

Он держал на коленях ее голубую варежку и гладил ее рукой. Крупными были не только черты его лица, но и руки, впрочем очень красивые. Он был в том же пальто, что и осенью. Только добавил к нему теплый бежевый шарф.

— Так значит, на чем остановились мы прошлый раз? — учительским тоном спросил Иван Сергеевич.

— Мы остановились на яблоках, — смеясь, напомнила Ольга Игнатьевна. — Кстати, это так неожиданно, что вы депутат. Я всегда думала, что это какие-то особенные люди.

Иван Сергеевич искренне расхохотался. Беседа их лилась непринужденно, как будто они и не расставались и как будто всю жизнь знали друг друга. Не утерпела — рассказала ему о своих сегодняшних сомнениях у будки и даже о репликах тех, пятерых… Потом спохватилась. О чем она болтает? Сейчас ихняя станция. А главное так и не сказано.

— Иван Сергеевич, нам сейчас сходить. На всякий случай запишите мою фамилию. Чернышева!

— Я запомню.

Но когда сошли, он не стал прощаться, а пошел рядом с нею по направлению к мостику.

— Можно мне проводить вас?

— Если вы не спешите.

— А куда мне спешить. Домишко мой на замке, и ключ у соседки. Провожу вас и поеду в город. Я при этой станции только летом живу.

Они неторопливо пошли от станции, держа путь к лесу. И в деревеньке, которую они минули, и в лесу все было наполнено шорохом весны. Снег падал с крыш, с деревьев. В лесу звук падения снега был глухим, комковатым. Горьковато и пьяняще пахло осиной. Где-то одиноко и нежно тенькала припоздавшая синица.

— Красота-то какая! — сказал Иван Сергеевич, останавливаясь на узкой тропке (Ольга Игнатьевна шла впереди, показывая дорогу). — Человек все время изменяет природе, рвется в город, и за эту измену природа награждает его вечной тоской по ней. Перед природой все мы должники. Вот почему я радуюсь, когда встречаются такие страстные трудолюбы, как ваш сосед с его Машей.

— Да ведь сосед мой стяжатель!

— Природе до этого нет дела. Она ему благодарна.

И опять насторожилась Ольга Игнатьевна. Не странно ли, что такой передовой человек, как Иван Сергеевич, рассуждает подобным образом. Несколько растерянная, она спросила его, что он делает со своим урожаем.

— Ну, это очень просто, — ответил Иван Сергеевич без тени замешательства. — Вот об этом я и хотел потолковать с вашим уважаемым соседом. Конечно, плодовое дерево требует немалого внимания, и тогда на помощь приходят друзья. Все деревья в моем саду, а у меня их пятнадцать, распределены между моими товарищами. Каждый заботится о своем дереве, ухаживает за ним, удобряет. А осенью снимает урожай.

Сначала она не поняла: как это «распределены среди друзей»? С друзьями делят горе и радость. Но деревья?!

— И деревья. Деревья — та же радость. Друзья мои горожане, сада не имеют. А яблок всем хочется. Пожалуйста, вот тебе дерево, расти его, оберегай. Делитесь опытом, спорьте! Ну, спорщиков у меня хватает.

— А если это надоест?

— Друзья-то? Бог с вами, Ольга Игнатьевна. Как могут надоесть друзья? Я только предупредил их, чтобы все враз они не приезжали, а по очереди. Домишко-то у меня маленький. Вот и чередуются. Ну, решайтесь, следуйте моему примеру. Честное слово, очень интересно. А главное — вы станете с аппетитом есть свои яблоки.

— Подумаю.

— И думать нечего!

— Видите ли, мой сосед… Он не поверит, что я бескорыстно. Решит, что я продала деревья на корню.

— Да какая вам печаль, что о вас подумают?

В самом деле, дался ей этот сосед. Убежать от него вот хотя бы таким путем. Бросить вызов! И Маша от него убежит. Останется он один на двух стремянках.

Ольга Игнатьевна, представив все это, засмеялась, но смех ее тут же оборвался.

— Ну, что еще? — обернувшись, спросил Иван Сергеевич (теперь впереди шел он).

— Дело в том, что… у меня нет друзей.

— Нет друзей? — он смотрел на нее строго. — Этого не может быть. Припомните.

Они стояли на голубеющей мартовской тропинке — оба высокие, прямые. Стояли и смотрели друг на друга: одна — с замешательством, другой — с горьким сожалением.

Ольга Игнатьевна знала, что ее открытие не из приятных. В самом деле, как же так вышло? Есть сестра, племянники, сотрудники, а друзей нет. Бедный Иван Сергеевич, ему за нее просто неловко. Нет, не будет он с нею встречаться, это уж точно.

Неожиданно он сказал:

— Ладно. Не обязательно друзьям. Отдайте знакомым. Сколько у вас яблонь?

— Десять, — прошептала она удрученно.

— Отдайте по два дерева. Пять человек найдется?

— Как, даже себе не оставить? — искренне возмутилась Ольга Игнатьевна. — Ничего себе, агитатор!

Неожиданный смех окончательно разрядил атмосферу.

Как же так — нет друзей, думала Ольга Игнатьевна, а Иван Сергеевич? Но только ведь он не возьмет мои яблони. Между тем он все еще продолжал смеяться:

— Милая вы моя женщина! До чего же здорово у вас это получилось! Да и я хорош. Эк размахнулся на чужое. А не жалко? Ну-ка, признавайтесь?

— Ничего мне не жалко, — отвернувшись, сказала смущенная Ольга Игнатьевна. — Как вы скажете, так и будет.

Он потребовал показать ему сад, потому что они уже вошли в поселок.

— Догадываюсь, что вот этот.

— А почему? — с живостью спросила Ольга Игнатьевна, потому что сад был действительно ее.

— Вы не любите плодов и потому не белите деревьев. Самое безответственное отношение к природе. Ну, а теперь я определю, которая из этих дач — дача моего тезки Ивана Сергеевича. Ага. Вот эта!

Ольге Игнатьевне начало казаться, что она участвует в какой-то милой детской игре. Фокусник-иллюзионист Мессинг.

— Как вы угадали? — спросила она растерянно.

— По Машиному носу. Видите, как она наблюдает за нами вон из той форточки. Она не умеет скрывать ни зависти, ни любопытства.

Ольга Игнатьевна вздохнула. Утром Маша обежит всех соседок и «прокомментирует» то, что она видела в форточку. «Подумайте, наша-то тихоня с кавалером заявилась. Ворковали-ворковали у калитки, да и шасть к ней в комнату…» Нет, этого не будет!

— Я не приглашаю вас к себе, Иван Сергеевич. Поздно уже.

— Разумеется.