Джим Кокорис - Богатая жизнь

Папа перестал искать ключ. Мой вопрос удивил его.

— Да, об этом я не подумал. С твоей стороны, Тедди, это очень… тонкое наблюдение. Эта мысль даже не пришла мне в голову. Конечно же, мне совсем не хочется обижать мистера Джексона. — Он застыл, уставившись в пол и обдумывая что-то. Потом он глубоко вздохнул и вновь принялся шарить в кармане. — Ладно, завтра я спрошу его об этом. Надеюсь, он поймет, что мы просто разыгрываем это событие и ни в коем случае не прославляем дело конфедератов. Ну ладно, входи, — сказал он, открывая дверь.

На следующее утро, пока папа прочищал горло в ванной комнате, позвонил Авраам Линкольн.

— Можно мне профессора Папаса?

— Нет, он сейчас в ванной комнате.

— Я вас очень прошу, передайте ему мое сообщение. Авраам Линкольн будет вам очень благодарен. Скажите ему, что все члены Общества еще раз хотят поблагодарить его за щедрость, благодаря которой сегодняшнее сражение состоится. — Мне показалось, что на фоне его голоса были слышны голоса доктора Филда и доктора Хантера. Потом Авраам Линкольн продолжил: — Президент благодарит его и выражает одобрение тому, как он исполняет свой долг перед страной.

— Передам.

Я смотрел, как Томми пытается натянуть форменные брюки. Он так и спал в своем сером кепи и куртке от формы, и теперь они были измяты. Я форму тоже надел, все в ней мне ужасно нравилось, все, вплоть до черной полоски, бежавшей по штанине вниз, как маленькая черная молния. Значительную часть утра я провел, любуясь на себя в зеркале.

— Можно задать вам вопрос? — спросил Авраам Линкольн.

— Задавайте, — согласился я.

— Есть ли какая-то песня, которая нравится вашему папе? Какая-то конкретная песня? Мне хотелось бы сделать ему сюрприз. Она совсем не обязательно должна быть связана с войной.

Я стал раздумывать о том, какую бы песню мог спеть папе Авраам Линкольн, но в голову ничего не приходило.

— Может быть, какая-нибудь виртуозная ария?

Я не совсем понимал, что такое виртуозная ария.

— Нет, по-моему, виртуозные арии ему не нравятся, — все же сказал я.

— Ну, хорошо. Если вам придет что-то на ум, то, пожалуйста, отзовите меня в сторону на битве и скажите. Мы хотим, чтобы для вашего папы это был знаменательный день. Он настоящий человек, и мы хотим сделать ему приятное, — сказал Авраам Линкольн с деликатным смешком.

— Хорошо.

Как только я повесил трубку, телефон зазвонил снова. На этот раз это была миссис Уилкотт. Ее беличий голосок стрекотал еще выше и еще оживленнее обычного, и просто резал мне уши.

— Тедди, папа там? Мне надо с ним поговорить. Прямо сейчас, лапочка. Ну пожалуйста.

— Он в ванной комнате, — сказал я. Томми сидел на полу, все еще сражаясь со своими штанами.

— Кто-нибудь еще говорил с ним с утра? — спросила она. — Кто-нибудь еще звонил?

— Нет. — Я решил не рассказывать ей об Аврааме Линкольне. Мне хотелось поскорее закончить разговор и еще немного полюбоваться на свое отражение в зеркале.

— Тедди, очень тебя прошу, это важно. Позови папу.

Я слышал, как в ванной комнате лилась вода, и знал, что еще немного, и папа превратится в Стоунволла Джексона.

— Но он в ванной.

— Ну, тогда пусть он позвонит мне сразу же, как выйдет.

— Хорошо, — сказал я, не имея ни малейшего намерения передавать ему это.

Несколько секунд спустя из ванной появился папа, а за ним стояла стена пара. Я смотрел, как он достал из шкафа форму и осторожно положил ее на кровать.

Чтобы одеться, ему понадобилось время. Он ходил то в спальню, то в ванную, с трудом надевая сначала брюки, которые оказались ему маловаты, потом блестящий ремень. В конце концов он решил ремень не надевать.

— Очень сомневаюсь, что генерал Джексон носил ремень. Не помню, чтобы об этом где-нибудь упоминалось.

Одевшись, он встал перед зеркалом и стал осматривать себя. Потом повернулся лицом к нам. Я был поражен. Моего папы больше не было. Его покатые плечи были расширены формой, а лицо потеряло мягкость и приобрело сдержанное, но живое выражение, и это взволновало меня. Когда он надел большую серую шляпу, его преображение стало полным. Он выглядел бравым и сильным воином, знающим, чего он хочет. Мне вдруг захотелось, чтобы его увидела мама.

— Ну?

Томми взглянул на него с пола. Его ноги все еще путались в штанинах.

— Вот это да, — сказал он.

Небольшой пехотный полк виргинцев приветствовал нас в холле гостиницы, десять мужчин в конфедератской форме разных оттенков серого. У некоторых в руках было нечто, напоминавшее старинные винтовки со стволами, как хобот у слона.

Один из солдат, крупный пожилой мужчина (примерно папиного возраста) с висячими усами с проседью, выступил вперед и отсалютовал, когда мы приблизились.

— Смир-но! — крикнул он.

Папа остановился, как вкопанный, и инстинктивно схватил нас с Томми за руки.

— Боже милостивый! — тихо сказал он.

Солдаты вытянулись, как шомпола, повернув головы и через левое плечо вперив взоры куда-то вдаль. Пара японцев, пивших кофе, сидя на одном из тесно забитых людьми диванов, быстро подошла к ним и стала фотографировать, кивая головами и улыбаясь.

— Полковник Джексон, — пролаял усатый солдат, — лимузин ждет вас.

Мы сели на заднее сиденье белого, невероятно длинного лимузина и стали ждать тетю Бесс, дядю Фрэнка и Мориса. Солдат с висячими усами, сержант Харди, сел в машину лицом к нам и спиной к водителю. Вместо того чтобы упиваться роскошью лимузина, я не сводил глаз с сержанта Харди. Это был страстный, неуправляемый человек, он напомнил мне мистера Шона Хилла, и было в нем что-то, что не давало мне расслабиться.

— Красивая машина, — заметил он.

— Да, неплохая, — ответил папа. Он все еще не отпустил наши руки.

— Большая, — сказал сержант Харди.

Папа согласился:

— Да. Верно. — Потом прочистил горло. — Вы откуда?

Сержант Харди глубоко втянул воздух, выглянул в окно и прищурился:

— Из Колд Харбор, Ченселлорсвила, и… — он вновь перевел на нас свой взгляд, страдающий и говорящий, — Геттисбурга.

— Да, — сказал папа, — вам пришлось… поработать.

— Три раза нападал на вражеские караулы, — он поднял вверх три пальца.

— Да, — папа сочувственно кивнул головой. — Такое выматывает все силы. Это настоящее… испытание.

— Но это поддерживает меня в форме. — Пока сержант Харди говорил, у него все больше проявлялся акцент, он как-то странно вытягивал из себя слова, и они тянулись за ним, как будто по размякшей от жары мостовой. Очень похоже на Бобби Ли.

Какое-то время мы молчали. Я все смотрел в окно, ожидая, что покажется кто-нибудь из наших. Несмотря на размеры лимузина, в нем становилось тесно и жарко. С другой стороны от папы на диване крутился Томми.

— Откуда вы, я имею в виду, географически? — спросил папа. — Где вы родились? В настоящей жизни? — Меня удивило, что папа пытается завязать разговор. Обычно он этого не делал. Тем более с незнакомыми людьми.